Человек перед ней наблюдал за этой короткой вспышкой сопротивления, никак не реагируя. Услышав ее визг, даже не моргнул. Стоял неподвижно, пока второй удерживал ее, и некоторое время не слышалось ничего, кроме возни Танго, обеспокоенного визгом Эллисон. Луч фонаря косо уставился в ночное небо, освещая половину его лица.

– Вы настроены все столь же радушно? – спросил он наконец.

Вокруг нее словно сомкнулся стальной обруч; угрожали политься слезы, от боли и от страха одновременно. Она сморгнула их и, кивнув, заставила себя посмотреть ему прямо в глаза. Не произнесла ни слова.

– Изумительно, – проговорил он, растянув это слово по слогам и глядя куда-то в сторону от нее, в последний раз обводя оценивающим взглядом конюшню, выгон, барак и гараж за ним. У нее было чувство, что они тщательно проинспектировали участок еще до того, как приблизиться к дому. Ей очень не понравился этот его выверенный хозяйский взгляд. Он замечал почти все, не упускал практически ничего. Таким взглядом здесь на все смотрел Итан. Это было не то качество, которое хотелось бы видеть у подобного пришельца.

Удовлетворившись своим осмотром, тот едва заметно кивнул, и второй подтолкнул ее вперед через дверь в гостиную, не отпуская захвата.

– Пожалуй, я маленько осмотрюсь, – произнес длинноволосый.

– Кому-то из нас точно надо, – отозвался второй. Эллисон чувствовала у себя на ухе его дыхание. Чувствовала запах его пота и сильный застарелый запах дыма. Не сигаретного. Древесного дыма.

Он удерживал ее в центре комнаты, не заговаривая с ней, пока второй терпеливо делал обход дома. На ходу он выдергивал из розеток телефоны, опускал жалюзи на окнах и безостановочно говорил, а тот, что держал ее, отвечал.

– Да у них тут целая империя!

– Красивое место.

– Любят горные пейзажи, ты заметил?

– Похоже, это действительно их любимый сюжет.

– Странно, учитывая, где они живут… Зачем все эти картины, фотографии? Просто выгляни в окно.

– У меня есть сильное подозрение, что все это подарки на память. Что подарить на память тому, кто живет в горах? Фотографию той же самой горы, которую этот человек видит каждый день. Не вижу в этом никакого смысла, но люди все равно так поступают. Вроде того типа, который разводил собак. Помнишь его? Бладхаундов.

– Фотки с бладхаундами прямо по всему дому! Хотя настоящие собаки буквально под ногами путались.

– Вот именно. Говорю тебе, это подарки. Ни у кого в наши дни не осталось даже капельки воображения.

Стальной захват ни на секунду не ослаб, хотя человек, который удерживал ее, разговаривал совершенно беззаботным тоном. К вони древесного дыма примешивался еще один запах, но ей понадобилась минута, чтобы его опознать. Или принять.

От него пахло кровью.

Длинноволосый скрылся из виду, но она слышала постукивание его сапожек, когда он перемещался по комнатам у них за спиной. А потом он вновь появился и пересек гостиную. В руке у него была шляпа. Черный стетсон с широкими полями. Шляпа Итана, которую он никогда не надевал. Терпеть не мог ковбойского стиля, но у людей свои представления.

– Мне это нравится, – сказал длинноволосый. – Настоящий Дикий Запад! – Нахлобучив шляпу, он критически изучил свое отражение в стеклянной двери. Улыбнулся. – А неплохо смотрюсь!

– И точно неплохо, – кивнул стриженный ежиком.

– Это шляпа вашего супруга? – поинтересовался второй, поворачиваясь лицом к Эллисон.

– Это подарок, – выдавила она. – Она ему не нравится.

Тут они оба рассмеялись.

– Превосходно, – проговорил длинноволосый. – Просто превосходно, миссис Сербин!

Он опять двинулся прочь, не снимая шляпы, и вошел в ее спальню. Когда они входили, он подобрал фонарик и предпочел использовать его, а не включать свет. Эллисон смотрела, как луч мечется по стенам, а потом останавливается на ружье.

Он подошел к нему, поднял одной рукой, переломил стволы. Увидев в них донышки гильз, защелкнул обратно и вернулся в гостиную, неся в одной руке фонарь, теперь уже выключенный, а в другой – опущенное к ноге ружье. Пистолет он убрал в кобуру за спиной.

– Ох-хо-хо! – произнес он, опускаясь на кушетку, вытягивая перед собой ноги и прислоняя ружье к подушке. – Долгий был денек, точно?

– Зато продуктивный.

– Верно. – Длинноволосый глубоко вздохнул, отчего грудь его поднялась и опустилась, и уставился на печку. Долго смотрел на нее, прежде чем опять поднять взгляд.

– Ты как?

– Да ничего себе.

– Думаешь, надо ее и дальше держать?

– Полагаю, что можно рискнуть, раз уж ты завершил осмотр.

Длинноволосый нацелил глаза на Эллисон. Холодные, пустые голубые глаза.

– Что скажете, красавица? Стоит рискнуть?

– Да.

– Ну что ж, тогда… Проведем первую проверку на честность.

Железный захват исчез, словно бы его и не было. Она опять почувствовала себя свободной. Тот, который только что держал ее, отступил назад. Она не видела его лица с того самого момента, как он надвигался на нее в свете фонаря. Оба пришельца никогда не располагались рядом.

Длинноволосый произнес:

– Вы в курсе, почему мы здесь?

Эллисон помотала головой. Он тут же вздохнул опять, отвернулся от нее и провел рукой по щеке, словно очень устал.

– Миссис Сербин… – Слова были преисполнены разочарования.

– Что?

– Да знаете вы все! Прекрасно вы все знаете, и теперь просто лжете, а в этот полуночный час… – Он покачал головой и потер глаза. – Это отнюдь не то, что нам нужно. Нам это совершенно ни к чему.

– У моего брата был тяжелый день, – вмешался тот, что стоял сзади. – Должен вас предупредить, что когда он устал, то начинает терять обычное терпение. Вы, конечно, не знаете его так хорошо, как я, так что скажу вам строго по секрету: в данный момент он окончательно вымотан. Это был просто не день, а настоящая пытка. И для нас, и для других.

Эллисон хотела обернуться и посмотреть на него, но отводить взгляд от второго на кушетке представлялось рискованным. У него был пистолет – единственный, который она пока видела, но наверняка второй тоже был вооружен. «Мой брат», – сказал он. Она терялась в догадках, откуда они взялись. Говорят без акцента. Ровно, неторопливо. Откуда-то со Среднего Запада? Откуда-то из центра ада? Куртку они у нее не забрали, так что баллончик по-прежнему был при ней, но как этим воспользоваться, она даже не представляла. Причинит им, конечно, некоторую боль, но лишь больше их разозлит. Ослепить их облаком отравы и броситься к ружью? Никогда не выйдет.

– Тогда сами скажите, – сказала Эллисон.

Человек на кушетке лишь склонил голову набок и посмотрел на нее чуть ли не насмешливым взором.