Эллисон успела придавить ее дважды, прежде чем последовал первый удар, и в падении успела ткнуть в кнопку третий раз, а потом выронила прибор, когда ее перехватил высокий удар ногой в живот, который выбил воздух у нее из легких. Она мучительно согнулась пополам, стараясь не вдохнуть кровь, хлынувшую из разбитого носа и рассеченных губ.

– Аварийный сигнал, – произнес ударивший ее, даже не глядя на нее и вновь целиком занятый навигатором. – Она только что вызвала спасателей.

– Можешь это отменить?

– Не знаю. Сейчас посмотрим.

Эллисон корчилась на полу, пытаясь хватать ртом воздух, но втягивала в себя лишь что-то горячее с привкусом меди. Она хотела дотянуться до баллончика, но для начала надо было дышать, и ее рука метнулась к животу, а не к карману, чисто рефлекторно – туда, где было больней всего. Длинноволосый склонился над ней, ухватил за волосы и оттянул назад – нахлынула новая боль, хотя она почти утонула и в той, что уже была.

– Ей лучше надеяться, – проговорил он, – что спасательная команда сработает достаточно быстро.

Он подтащил ее поближе к огню, опять бросил на пол и опустился на колено, чтобы снять щипцы с вешалки. Его брат все еще изучал навигатор, пытаясь отключить сигнал. Эллисон перекатилась на плечо, нащупала баллончик и вытащила его. На спусковом рычаге был пластиковый предохранитель. Она отдернула его большим пальцем, и, услышав щелчок, длинноволосый опять повернулся к ней. Когда он заметил у нее в руке баллончик, она впервые увидела в его глазах что-то неустойчивое. Увидела всю ту ярость, которая крылась под покровом холодного спокойствия. Это промелькнуло на какую-то долю секунды и тут же исчезло. Покров вернулся, а с ним и злобная насмешливость. Под ледяным взглядом расплылась улыбка.

– Очень хорошо, – произнес он. – Газовый баллончик. Очень хорошо. Однако, миссис Сербин, как ни горд я за ваши усилия, но вы направляете его не в ту сторону.

Носик баллончика действительно был направлен от него, скорее в сторону самой Эллисон.

Она ответила ему сквозь рот, полный крови:

– Нет, в ту!

И тут же, зажмурившись, нажала на рычаг, целясь не ему в лицо, а в открытую дверцу печки прямо у себя за головой, – и гостиная словно взорвалась. Облако огня вырвалось из топки и прокатилось над ней, пламя охватило ее куртку и волосы, быстро добралось до плоти.

Она приказывала себе не отпускать рычаг. Распылять горючую жидкость, кормить огонь и дальше, даже в нечеловеческой муке зная то, что уже знала с самого начала: перечный спрей – не то оружие, каким можно одолеть этих двоих.

А вот огонь – другое дело.

Языки пламени прокатились по гостиной и отогнали их от нее, вытолкали к передней двери. А потом баллончик взорвался у нее в руках, и новые иголки вонзились в ее нервы. Ружье стояло совсем рядом, слева от нее, все еще прислоненное к кушетке и все еще заряженное. Эллисон перекатилась к нему, и когда ухватилась за стальной ствол, тот прижег ей руку, но она едва ли ощутила боль. Ее правая рука была словно чужая, словно совсем мертвая, так что она уперла приклад в живот и перекинула левую руку к спусковому крючку. Домик купался в алом свете. Двумя пальцами левой руки она потянула тугой спуск.

Ружье дико отдало, и она выронила его, что было плохо, потому что ей хотелось выстрелить из обоих стволов, но теперь она была вся охвачена огнем, и того, чем она так дорожила, – времени – уже совсем не осталось.

«Катись, – приказала она себе. – Катись, катись, катись!»

Здравый смысл. Даже ребенку известно: если горит одежда, надо катиться, чтобы сбить пламя.

Но что делать, если повсюду тоже огонь?

У нее не было на это ответа, так что она продолжала перекатываться – из ярко-алого в черноту.

* * *

Они стояли во дворе, наблюдая за пылающим домиком.

– Да у тебя, смотрю, вовсю кровь течет.

Джек оглядел свой бок. На черной рубашке кровь была практически не видна, просто добавляла блеска. Он снял рубашку. Россыпь дробин. Ружье небольшого калибра, небольшой заряд.

– Сама остановится.

– Вернусь за ней. – Подняв пистолет, Патрик мотнул головой на домик. – Не знаю, попал в нее или нет. Я пятился назад, она катилась по полу… Пойду закончу дело.

– Думаю, она сама его закончит. А даже если и нет… Ну, опять ее навестим. Не сейчас. Пора ехать.

– Мне хотелось бы знать, что дело сделано.

– А мне хотелось бы смыться отсюда, пока никто не отреагировал на этот сигнал бедствия! Кто-нибудь обязательно отреагирует. И ты сам знаешь, что я думаю насчет этого шоссе.

– Знаю.

Патрик все не сводил взгляд с горящего дома.

– Ты расстроен, брат. Я понимаю. Но меня подстрелили. Давай-ка выбираться отсюда.

Они вместе удалились в темноту, уходя от оранжевого света. Пикап стоял в полумиле от дома, и они споро и без лишних слов двинулись к нему. Джек дышал тяжело и прерывисто, но ни разу не замедлил шаг. Когда они подошли к пикапу, он передал ключи брату.

– Направо или налево? – спросил Патрик.

– Если поедем направо, то попасть в Йеллоустон можно только через ворота. Другой дороги нет.

– Да.

– Полагаю, в парке больше полиции. И больше мест, где можно перекрыть шоссе.

– Налево дольше. Плюс все эти серпантины. Даже если ехать быстро, все равно порядком времени уйдет.

Джек кивнул.

– Как я уже говорил, не по вкусу мне это шоссе. Мы оказались в единственной части страны, в которой, черт возьми, только одна дорога!

– Давай решай, и решай быстрее.

– Налево.

Патрик завел взрыкнувший мотор, включил фары и резко вырулил с гравийной дорожки обратно на асфальт. На холме над ними сквозь сосны помигивал огонек пожара.

– Хаос, – произнес Джек. – Мы оставляем хаос на своем пути. Могут быть проблемы.

– Мы ни разу еще не оставляли выжившего. Как сейчас.

– Сомневаюсь, что она выжила.

– Мы не знаем. Нужна полная уверенность.

– Она сама себя подожгла, и огонь все еще горит.

– Не важно; теперь они могут узнать, что мы близко. Сербин и этот пацан.

– Могут.

– Мы можем уехать. Всё отменить, – сказал Патрик.

– Ты хорошо подумал?

Молчание наполнило кабину и некоторое время ехало вместе с ними.

– Да, – произнес Джек после длительной паузы. – Мне тоже так кажется.

– Мы приехали черт знает откуда, чтобы до него добраться.

– Согласен. И мы приехали в добром здравии. А теперь я весь обожжен и истекаю кровью. И это вызывает у меня еще меньшую склонность все отменить. Вызывает на самом-то деле полное нежелание так поступать.