Первым, наиболее соблазнительным желанием Шмидта было показать ему свой жетон капитана Департамента. После этого можно было бы приказать этим выродкам встать на колени и начать целовать его капитанские сапоги, что, он был в этом абсолютно уверен, было бы выполнено незамедлительно. Подобная сцена, вероятно, доставила бы ему большое эстетическое наслаждение, но разрушила бы напрочь легенду, нужную для проводимой операции, поэтому он сдержался. Он засунул руку во внутренний карман своего потертого камзола и достал оттуда пергамент, свидетельствовавший, что его предъявитель – Карл Штраус, торговец зерном. Полицейский долго читал документ, шевеля при этом сальными губами. Затем, подняв глаза на Шмидта-Штрауса, он мрачно разглядывал его в течение примерно минуты.

– Документ недействителен, ты пойдешь с нами в участок, – заключил он.

Документ, сделанный зихерхайтсмайором Таубе, не мог быть недействительным по определению, ведь именно отдел Таубе и решал в последние полстолетия, какие документы должны быть у подданных Империи. Шмидт был опытным контрразведчиком, но гротескность сложившейся ситуации настолько повлияла на него, что он совершил одну ошибку – потянулся правой рукой к своему документу, чтобы забрать его у орднунгполицая. В следующий момент оказавшийся теперь у него за спиной орднунгполицайлейтенант, отпустивший к этому времени несчастного трактирщика, со всего размаха ударил его кулаком по затылку. Не удержавшись на ногах, Шмидт рухнул на пол. Его взгляд упал на Шульце, прервавшего еду и привставшего из-за своего столика. Он отчетливо представил себе, что будет дальше. На глазах у зихерхайтссержанта кто-то только что напал на его командира. Учитывая прекрасную спецподготовку парня, орднунгполицаям оставалось жить секунд тридцать, это если им повезет. Слава о двух купцах-компаньонах, убивших двух полицаев, разнесется даже не по окрестностям, а по всей стране подобно молнии и войдет в сказки, саги и легенды. Они станут народными героями, правда – ценой проваленного задания. Этого нельзя было допустить, и, превозмогая боль в затылке, Шмидт два раза быстро махнул Шульце кистью правой руки. Это означало – не вмешиваться и сохранять спокойствие. Шульце понял и опустился обратно на стул, готовый снова вскочить при первой же необходимости. Впрочем, его попытка встать не осталась незамеченной полицейскими.

– Все видели, как эти двое пытались напасть на сотрудников Департамента Охраны Порядка, – не столько спросил, сколько утвердил орднунгполицайлейтенант. – Они задержаны до установления их личностей!

Посетители трактира молчали, опустив глаза.

Орднунгполицаи выволокли Шмидта и Шульце из трактира и повели их в участок, расположенный неподалеку. Сидевший в углу трактира и с аппетитом поедавший порцию подкопченных сосисок подлекарь из местной лечебницы проводил их долгим задумчивым взглядом.

В участке орднунгполицаи вознамерились обыскать задержанных. Шмидт, потирая ушибленный затылок и морщась от боли, не стал сопротивляться, сказав только:

– Начните со внутреннего кармана куртки!

Орднунгполицай хотел как-то злобно и язвительно ответить задержанному на его нелепое предложение, но уровень его умственного развития позволил ему только рявкнуть «Молчать!» и, последовав совету, залезть в этот карман. В течение примерно минуты он тупо, вытаращив глаза, рассматривал серебряный жетон офицера Департамента Государственной Стражи, и до него порциями стал доходить весь ужас случившегося. Шульце, которому освободили руки, тут же достал и свой жетон.

– Герр зихерхайтскапитан! – воскликнул полицейский, понимая, что необходимо извиняться, каяться и умолять, как-то умолять этого столичного начальника, чтобы хоть как-нибудь загладить свою вину. Это оказалось делом неимоверной сложности, так как последние двадцать лет он никогда и ни перед кем не извинялся даже мысленно, и отсутствие практики привело его сейчас практически на грань краха. Он лишь смог повторить: – Герр зихерхайтскапитан! – и стал медленно опускаться на колени.

– Встать! – коротко скомандовал Шмидт. Этот окрик несколько взбодрил полицейского, и он, как говорят юристы, попытался выстроить линию защиты.

– Мы же не знали, герр зихерхайтскапитан, что вы – это вы! Нам очень трудно приходится – нас только двое, а обстановка, сами знаете – горцы, бандиты, а нас…

– Да, – ответил даже не им, а себе вслух Шмидт, – могу себе представить, что бы творилось в этом городке, если бы вас было не двое, а тридцать или сорок…

– Но, герр зихерхайтскапитан, горцы, мы ведь ловим экстремистов…

– Сколько? – резко, повернув лицо орднунгполицайлейтенанта к себе, спросил его Шмидт.

– Сколько чего? – трясясь от страха переспросил страж порядка.

– Сколько лет вы их ловите и сколько вы их за эти годы поймали таким способом? – уточнил свой вопрос зихерхайтскапитан.

– Двадцать, – опустив глаза, ответил орднунгполицайлейтенант.

– Я так понимаю ваш ответ, что двадцать лет вы их ловите и до сих пор ни одного не поймали? – уточнил Шмидт.

Орднунгполицайлейтенант униженно кивнул.

– Я не спрашиваю, сколько за эти годы вы избили, обобрали, а возможно, и убили проезжих купцов. Уверен, что такой статистики никто в Империи не ведет.

Он вдруг отчетливо осознал, что для простого подданного его Родины опасность пострадать от бандита или повстанца в сотни раз меньше, чем от слуг закона. От этой мысли он поморщился.

– Значит так, – продолжил он, – мы с сержантом выполняем в этом городке задание особой важности. Все, кто узнают о нашем сюда прибытии, должны быть ликвидированы. – Он пристально посмотрел на полицейских и добавил: – Вместе с ближайшими родственниками. – По глазам их, наполнившимся ужасом, он понял, что они ему поверили. С точки зрения менталитета и мировоззрения этих сотрудников Охраны Порядка уничтожение людей с их семьями, включая детей, было делом вполне естественным и понятным. – Для начала вы будете заперты на неделю у себя в участке, а дальше посмотрим… На двери участка рукою старшего напишите: «Уехали в горы на патрулирование, будем через семь дней». А будете вы через семь дней или уедете навсегда – это мы еще посмотрим.

Он уже собрался запереть орднунгполицаев в комнате задержанных, как поймал вопросительный взгляд зихерхайтссержанта Шульце. Взгляд этот отдался болью в затылке, и он, улыбнувшись, сказал:

– Да, я ведь чуть не забыл, – и утвердительно кивнул ему, снимая с него запрет, данный в трактире.

Щульце радостно улыбнулся.

Шмидт вспомнил, что на одном из занятий в Академии зихерхайтсоберст Майдль говорил: неотреагированные эмоции – путь к неврозу и другим болезням. На глазах у его сержанта ударили по голове командира – Шмидту совершенно не хотелось, чтобы его любимый заместитель стал неврастеником.

Первый удар носком кованого ботинка зихерхайтссержанта пришелся ровно под нижний край правой коленной чашечки начальника участка. Считается, что люди от боли кричат. Это не совсем так – на самом деле люди кричат от несильной боли. Орднунгполицайлейтенант издал свистящий звук, напоминающий свист пара из чайника – свист, смешанный с шипением и клокотанием. Полицейский стал медленно оседать на землю, двигаясь навстречу второму удару того же ботинка, пришедшегося ему в пах. Орднунгполицайлейтенант сложился при этом пополам, как хороший складной нож.