– Как? – выдохнул я.

– Слушай себя! О чем ты сейчас думаешь? Где фокус внимания? Там баланс.

Я стоял на руках в прогибе. И слушал себя. Мой фокус внимания был в цели, баланс был в цели.

Когда через десять дней окна Тихомировых зажглись, через пять минут я был у двери. Мне открыла ее мама.

– Леша, Аля спит, приходи утром, вместе пойдете в школу. Она не очень себя чувствует, не надо ее сейчас поднимать.

– Скажите ей, что я приходил, – спокойно ответил я и ушел, сжимая и разжимая кулаки.

Утром Альбина вышла ко мне грустная, бледная. Я схватил ее, обнял, зажмурившись, а она стояла с повисшими руками и смотрела в сторону.

– Аль, что случилось?

– Ничего, просто… я не хочу туда идти. Там все эти люди, это место, где Катьку… а всем плевать. Никто не заметил. Мне страшно, мне тошно, я не хочу… – она затряслась.

– Давай прогуляем? – предложил я.

– Нельзя, – она обернулась на дверь, – они узнают, запретят тебе приходить.

Мозг все-таки не вырос. Я взял ее за руку, и мы пошли. В школе она совсем сжалась, будто каждую минуту ожидая удара, и я довел ее до кабинета, когда все остальные уже галдели внутри.

– Еще нет звонка, я не хочу туда, – проговорила она, кусая губы.

И я подсадил ее на подоконник, встал рядом, наши лбы соединились, и она закрыла глаза. Я достал из кармана коробочку с синим атласным бантиком и положил ей на колени.

– С Новым годом, любимая, – прошептал я и поцеловал ее в лоб.

Глаза Альбины на мгновенье вспыхнули радостью, и меня окатило приятной теплой волной. Она развязала ленту, открыла белую коробочку и задохнулась от восторга. Внутри на подушечке лежал тонкий серебряный браслет с подвесками в виде ажурного сердца, снежинки в стразах и двух букв Л и А.

– Леша и Альбина, – прошептала она, лучезарно глядя мне в глаза. Мы поцеловались, а потом я застегнул браслет на тонком запястье.

Мы обнялись, но вскоре я почувствовал, как она обмякла, ее руки ослабели и скатились по моей спине.

– Леш, это же мы виноваты, понимаешь? – по ее щекам потекли беззвучные слезы. – Если бы она с нами не дружила, то не выпила бы ту водку и не попала бы к ним в лапы. Если бы мы не ушли под лестницу, она была бы с нами, и ты не дал бы ее забрать! Она бы с ними не пошла. Это я… я виновата!

– Ты не можешь быть виновата в том, что сделал этот урод, – я гладил ее по спине, – может быть, я… но не ты! Не ты! Слышишь? Это же я дал ей стакан… они не твои друзья, и тебя под лестницу я увел, – говорил я медленно и осознавал, что на самом деле натворил. Я Катьку не насиловал и никогда не допустил бы этого, но именно я создал все условия для них. Подготовил и бросил на произвол пьяных ублюдков.

Прозвенел звонок, Альбина слезла с подоконника и обреченно исчезла в кабинете географии.

А я стоял, осознавая и не в силах осознать – это я виноват. Я виноват. Я… Я…

«Зря ты так, – первое, что Лекс прочел, когда вошел домой и глянул в телефон. — Он не может меня оттуда забрать! Дэн полгода назад потерял работу, теперь, если и я вылечу, мы умрем с голоду. Работу сейчас найти очень трудно!»

– Твюмть! — вслух выругался Лекс, он еще и на шее у нее сидит! — Что за ничтожество… – с отвращением выдохнул он, но в ответ написал другое.

«Я бы вагоны разгружал. Таксовал. Полы бы мыл на рыбном рынке!»

Алекс зубами скрипел, чтобы не написать свои мысли о том, кем он считает Дэна, которому полгода ничто не мешает отправлять жену в офис с такой обстановкой, потому что он не в силах позаботиться не только о своей женщине, но даже о себе! Что если домогательства продолжаются? Каково ей там на себе семью тащить такой ценой! Он весь кипел.

«Ты молодец, – последовал ответ. – Ты что-нибудь из этого хоть раз делал?»

«Нет, ты сомневаешься, что смог бы?»

«Наверное, смог, но это ведь унизительно, когда человек с образованием, со способностями и руками из нужного места где-то моет полы. Ты не задумывался об этом?»

«А подвергать свою жену домогательствам не унизительно?» – взорвался Лекс.

«Я взрослая девочка, я могу о себе позаботиться».

«А он о себе может? Что бы он делал, не будь у него такой самоотверженной жены, которая его кормит?»

«Ты сейчас меня очень обижаешь. Не зная всего, не понимая, как живут люди, у кого нет бизнеса и возможности заработать. Судишь свысока!»

Алекс зажмурился, побился головой о стенку и выдохнул. Он видел, что перегибает, давит и сейчас она прервет общение. Этого нельзя было допустить.

«Ты права, прости меня. Я лезу не в свое дело».

«Спасибо».

«Ты сегодня идешь на работу?»

«Пойду, куда я денусь? Сейчас приму душ и буду выходить. Слава богу, пятница!»

Лекс тоже залез в душ. Он смывал с себя дух отечественной правоохранительной системы и все кипел, кипел. Он так и эдак вертел вероятные причины, которые оправдывали бы сложившуюся в семье Альбины ситуацию, о которой он, «не зная всего», не мог судить. Инвалидность? Судебное преследование? Уход за умирающим родственником? ЧТО, черт возьми, может остановить здорового взрослого мужика от выхода на любую работу, чтобы прокормить свою женщину? В голове не укладывалось. Не клеилось, не срасталось. Но совать нос глубже в эту тему было опасно. Он чувствовал, что и так висит на волоске.

– Привет, бро, скажи, у нас есть какая-нибудь вакансия для очаровательной и интеллектуально одаренной девушки? — бодрым тоном выдал Алекс в зум-конференцию, и Семен на том конце незамедлительно скис и скорчил скептическую гримасу.

– Что? Очередная дамочка в беде? Я тебе говорил уже, что гиблое это дело любовниц трудоустраивать. Ваши отношения закончатся, а она тут отсвечивает грустными глазами! Первый же взвоешь, а девочка работу потеряет. Я в этом не участвую.

– Да каких любовниц, Сем? — Лекс помолчал, собираясь с духом. – Тихомирова работу ищет.

Семен онемел.

– Твюмть, Вольский, ты что, охренел? — взвыл он через секунду. — Ты как об этом знаешь? Откуда она взялась???

– Не ори, – поморщился тот и коротенечко рассказал об их ночных похождениях по крышам. Про объятия и сопутствующие благоразумно умолчал.

– То есть ты, – Семен пытался говорить и отдышаться одновременно, – хочешь нанять ее к нам… чтобы она… несла зарплату в клювике своему долбозвончику… смотреть на нее в ежедневном режиме… а я тебя от припадков откачивай? Ты в своем уме?

– Не будет припадков. Видишь? Живой, – он помахал в экран ладонью. — А долбозвончик — временное явление.