– Были, три года, – сознался он.

– А почему разошлись?

– Ну… – он замялся. – Это сложно объяснить, так же как почему сошлись. Мы были созданы друг для друга в постели и чудовищно не подходили во всем остальном. Я терпеть не мог музыку, которую она слушает, не понимал образ мыслей. Мы ели разное, смотрели разное и друзья наши были на противоположных полюсах – ничего общего.

– Зачем тогда отношения? Можно же просто секс.

– Хороший вопрос, – похвалил Лекс, – она очень сильно меня любила. Очень. А мне в тот момент было нужно именно это. Без игр, какого-то флирта, всяких позвонит-не позвонит. Знаешь. Просто быть уверенным, что ты нужен. Просто видеть в глазах полное принятие без притворства. Когда ты классный такой, как есть, а не при условии, что повзрослеешь и станешь постоянным и ответственным семьянином.

– Это здорово, – мечтательно произнесла она, – а ты ее любил?

– Кажется. Я знаю, что такое любовь, но эта была какой-то другой. Хотя, наверное, тоже что-то в этом роде. Ты же любишь маму, сестру, мандарины, секс. Это все какие-то свои сорта любви. Вот и тут был еще один. Мне нравился.

– А почему расстались?

– Да как-то перегорело все, ушло. Утонуло в ссорах, раздражении, когда то хорошее, что осталось, больше не компенсирует все плохое, что есть, и главное то, чего нет.

– Чего нет?

– Того сорта любви, который не про мандарины, – он посмотрел на нее без улыбки и снова уставился на дорогу.

– Да тебя, наверное, все твои женщины любили. Посмотри на себя. Ты красавчик, веселый, умный и состоялся. Любая с ума сойдет.

– Не любая, – с досадой выдавил он, но понадеялся, что этот тон показался только ему изнутри головы, – я вообще старался не связываться с девчонками, которые мечтательно и грустно смотрят.

– Почему?

– Я не люблю слезы, разбитые сердца, поэтому влюбленным заранее лучше было со мной не связываться, и я всегда предпочитал девчонок, которые себя любят больше, чем любых парней.

– Эгоисток, что ли?

– Да нет! Просто есть такие девушки, которые в тебе не растворяются, у которых много своих интересов и чья жизнь не рухнет, когда ты пойдешь своей дорогой. Никто тебя не удерживает, и нет ощущения, что она без тебя умрет. Нафиг надо это чувство вины. С таким человеком и спать приятно, и общаться.

– А так можно было, да?

– Прикинь! – он снова бросил на нее взгляд и улыбнулся.

– И вы общаетесь еще с той девушкой?

– С какой? С Никой? Да нет, просто повода как-то не подворачивается. А так у меня суперспособность – со всеми бывшими прекрасные отношения. – Он сделал паузу. – Теперь со всеми.

– Блин… – она как-то странно засмеялась. – Я же выходит тоже твоя бывшая!

«Будущая», – мысленно поправил Лекс и хитро глянул на нее.

– Похоже на то.

– А я тебя как-то не так воспринимаю. Ты как будто был всегда. Как родственник. Или часть меня. Ты же не задумываешься, в каких отношениях ты со своей рукой. Вот я и не задумывалась.

– Я не считаю тебя бывшей. Ты особенная.

Они уже довольно давно стояли у обочины возле бизнес-центра, потому что выезжали с запасом, а доехали за двадцать минут.

– Да, ты тоже. Это так мило… захотелось обнять тебя.

– Обними, – его сердце снова замерло.

Она протянула руки, и Алекс неловко обнял ее через консоль между сиденьями. Так захотелось перетащить к себе на колени, и… она разжала объятия.

– Денису трудно понять, он ревнует, – сказала она и все испортила, – и не такая уж я послушная, как ты думаешь, а то ехала бы сейчас в метро.

Лекса передернуло от бешенства.

– Спасибо, что подвез… и за кофе… и за разговор… очень душевно получилось, что ли. Лучшие минуты моего дня. – Она мягко улыбнулась, и ему ударило волной тепла в живот. – Попробую объяснить мужу твою теорию про сорта любви. – И снова как холодной водой в лицо.

Он вылез, открыл Альбине дверь и снова прикоснулся к ее руке.

– Давай, хорошего дня. Вечером заеду.

Она улыбнулась ему на ходу и махнула рукой.

– Поздравляю, придурок, ты во френдзоне, – пробормотал он себе под нос, – необычные ощущения.

Лекс смотрел ей вослед, и чем ближе она была к дверям фойе, тем быстрее бешенство вытесняло все остальные чувства. Значит, муж и в машину к нему садиться запретил. Может, скоро начнет контролировать общение, телефон из рук выхватывать? Значит, ему предпочтительнее, чтобы жена пахала за гроши на унизительной работе, чем приняла помощь «одноклассника». И она с этим согласна. Вольский сощурился.

Сразу представилось, как Альбина втолковывает муженьку, что его-то она любит по-настоящему, а этот дурачок для нее – просто бестолковый братишка, который скачет вокруг, словно игривый лабрадор, и стучит хвостом по полу, вымогая внимание. Затошнило.

Алекс к этому не привык. Не привык и все! Он всегда нравился женщинам, всегда легко выезжал на своем обаянии и ни разу не боролся за внимание девушки с кем-то еще. Не воевал за любовь. Не проигрывал в борьбе. Он просто приходил и получал желанную женщину. Кого-то проще, кого-то сложнее, но так или иначе он всегда чувствовал интерес к себе. И вот это все: френдзона, ее свободное, не окрашенное сексуальным интересом поведение. То, что она думает о другом мужике в его объятьях – это было как пощечина!

Казалось, тот эпизод на крыше приснился. Действительно был недоразумением, каким-то заблудившимся флешбэком. И сейчас Лекс купается в иллюзиях и самоуверенности, а на деле соперник смеется над глупым мальчишкой, который влюблен в чужую жену, пока она все свое сердце, душу и тело отдает другому.

Вскипело эго. Внутренний голос начал нудить:

«На хрена тебе это надо? Тебе не унизительно? Любая же будет твоей, только захоти. Она выбрала свою жизнь, ее все устраивает, и ты ей не нужен! Ты смешон, ты жалок. Иди, трахни кого-нибудь, развейся, приди в себя. Гордость надо иметь, хватит думать о ней, бегать как собачонка. Таскать ей кофе, решать проблемы». И как же это было знакомо, черт возьми! Тошнота усилилась.

Он достал мобильный, открыл мессенджер и написал:

«Ник, привет. Как ты? Хочешь увидеться?»

С того первого дня худшего года в моей жизни все пошло наперекосяк. Я-то, дурак, думал, что главное препятствие для нашей любви – это ее родители. А оказалось, то была лишь промоакция. Меня стала сторониться сама Альбина.

Я видел, как тяжело она переживает потерю подруги. Как болезненно сносит факт существования такого близкого, страшного насилия. Как напугана, травмирована и одинока. Я хотел быть рядом, хотел стать ее убежищем и защитником. Но только делал хуже. Она ушла в себя, стала отрешенной, молчаливой, закрытой. Я ходил рядом, но она будто смотрела насквозь. И это сводило с ума.