его, но сказала себе, что делаю это, потому что мне нужно собраться с мыслями.

Нет, забейте на это. Я знаю, зачем делаю это. Я просто позволила этому гноиться в том глубоком месте внутри меня, которое я никогда, никогда не посещала.

Так что мне не с кем было поговорить о дерьме на работе, и мне не с кем было поговорить о том, что я чувствую к Шаю, потому что я даже самой себе не могла признаться в том, что чувствую к Шаю.

Я была в заднице.

Я так же начинала думать, что я идиотка.

Таковы были мои мысли, когда я вошла в свою темную квартиру, заперла за собой дверь, бросила сумочку и ключи на столик у двери и прошла через темную гостиную к лампе у дивана.

Я включила ее, а затем вскрикнула.

Шай сидел на диване, вытянув длинные худые ноги и положив их на кофейный столик. Он раскинул в стороны руки, положив их на спинку дивана, не сводя с меня глаз.

– Что ты здесь делаешь, сидя в темноте? – спросила я, держась рукой за горло.

– Ты меня избегаешь?

Я знала, о чем он спрашивает. Не могла не знать, но понятия не имела, как объяснить ему это.

– Прошу прощения? – переспросила я.

Медленно, очень медленно он убрал ноги в ботинках со столика, поставил их на пол и поднялся с дивана. Так же медленно он повернулся и встретился со мной взглядом.

Все это было довольно страшно.

И стало еще страшнее, когда его голос, низкий и угрожающий, донесся до меня так же медленно, как он двигался.

– Ты. Меня. Избегаешь? – Шай четко произносил каждое слово, и это было еще страшнее.

– Я была занята, – сказала я ему.

Мое сердце подпрыгнуло, когда я увидела, как на его челюсти дернулся мускул.

– Ты уже пела эту песню раньше, Табби, – напомнил он мне. – В прошлый раз мне это не понравилось. И сейчас мне это совсем не нравится.

– Я работаю в две смены. Одна медсестра больна, а другая в отпуске. – Это было правдой, но это объясняло только последние два дня, а не последние две недели.

Шай был далеко не глуп. Он поймет это и скажет мне.

Он понял все сразу и призвал меня к ответу.

– Твой телефон сломался? – спросил он.

– Что? – спросила я в ответ.

Он слегка наклонился ко мне, и мне потребовалось много усилий, чтобы не отпрянуть назад.

– У тебя что, телефон сломался? – повторил он. Его голос снова стал низким и угрожающим.

– Нет, – призналась я.

– Так объясни, если ты не избегаешь меня, то почему не отвечаешь на мои звонки? И, Таб, я говорю тебе это сейчас, чтобы у тебя было достаточно времени придумать другое оправдание. Когда оставляю сообщение, я хочу знать, почему оно остается без ответа.

Я уставилась на него, а он на меня.

Я облизнула верхнюю губу, и он проследил за моим движением. Выражение его лица стало жестким, и внезапно по комнате словно прокатился тихий раскат грома.

И тогда я поняла, что больше не выдержу.

– Я знаю о ней, – прошептала я, и да – это прозвучало как обвинение.

– Повтори? – попросил он.

– Я знаю о ней. О твоей женщине.

Его брови поползли вверх.

– Ну и что?

Ну и что?

– Ну, ты мне о ней не рассказывал, – заметила я.

– Извини, Таб, я не знал, что мне нужно докладывать тебе о том, кого я трахаю, – выпалил он в ответ.

Ой.

Это было больно, но у меня не было выбора. Я прошла через это и взяла себя в руки.

– У нас все хорошо, – тихо сказала я.

– Нет не хорошо, – ответил он.

Снова ой.

Но я заслужила это, полностью заслужила, и у меня не было выбора, кроме как пройти через это. Так что с трудом, но я сделала это.

– Ладно, Шай, я поняла и это круто. Все это круто. Ты был рядом, и я ценю это. Ты мне очень помог. Теперь ты сорвался с крючка.

Его глаза сузились, ощущение раската грома вернулось, и он скрестил руки на груди.

– Я сорвался с крючка?

Я снова кивнула.

– Да. Я... это... я понимаю. Это круто. Мы в порядке. Я все понимаю и хочу, чтобы ты знал – я ценю все, что ты сделал, но ты можешь... Ну, теперь ты свободен от дежурства. Ты можешь делать... что угодно.

– Я могу делать все, что угодно, – повторил он.

Мне захотелось, чтобы он не делал этого, не повторял того, что я сказала. Это выводило меня из себя.

– Да.

– Давай посмотрим, правильно ли я все понял, детка. Ты узнаешь, что у меня есть женщина и замораживаешь меня, а я гадаю какого хрена ты вытворяешь. Ты не говоришь мне об этом. Ты мне не звонишь. Ты не отвечаешь на мои звонки. Ты не отвечаешь на мои сообщения. Ты даже не находишься дома чертову половину времени, чтобы я мог тебя увидеть. А теперь ты отдаешь мне приказы?

– Это не то, что я делаю, – ответила я.

– У тебя было время придумать оправдание для этого, но, милая, ты все равно сделала все это дерьмо.

– Ты не говорил мне о ней, – напомнила я ему.

– И что же? – Шай вернулся к старому, и на его резкие слова я вскинула руку, начиная злиться.

– Шай, ты проводил со мной время, пока был с ней в течение нескольких месяцев и не сказал мне?

– Похоже на то, – ответил он, и я покачала головой.

– Это не круто.

– Что не круто, так это вся эта чушь, Таб. У тебя проблема, – он наклонился ко мне, – ты говоришь со мной. Тебе есть что сказать, – он наклонился ближе, – скажи это мне. Чего ты, бл*дь, не делаешь – так это не отмораживаешь мне задницу.

Ладно, черт, он был прав.

– Ладно, ладно, Шай. Ты прав, – сдалась я. – Мне следовало поговорить с тобой.

– Я, бл*дь, знаю, что прав, Табби, – отрезал он, все еще серьезно злясь.

– Я сдаюсь, Шай, – заметила я.

– Нет, это не так.