Шай, и Роско нахмурился.

– А ты не знал? – спросил он в ответ.

– Нет, я, бл*ть, не знал, – отрезал Шай. – Табби собирается на Кейп-Код?

– Как ты можешь не знать? Вы двое очень близки. Когда ты не трахаешь Розали, ты в пространстве Таб.

– Я не знал, Роско, – отрезал он. – Она едет на Кейп-Код?

Роско кивнул.

– Да, брат. Какой-то врач на работе делал ей дерьмо, она не могла больше терпеть, поэтому ушла с работы. Она собирает свое барахло, складывает его у Тэка и Черри и уезжает. Какая-то программа выездной медсестры, шестимесячный контракт.

Зрение Шая затуманилось.

Он не мог поверить в это дерьмо.

Эта сука.

Эта чертова сука.

Она уезжает.

Уезжает от своей семьи, уезжает от него, уезжает от людей, прикрывавших ее спину гребаную кучу лет.

Уезжает.

Покидает его.

– Она не сделает этого, – прорычал он прямо перед тем, как его мотоцикл взревел.

– Что ты делаешь? – крикнул Роско сквозь рокот труб, и Шай посмотрел на него.

– Это. Наш концерт. Если тебе нужен кто-то сзади, позови Тага или Люциана. Мне нужно кое-что сделать.

Прежде чем Роско успел что-то сказать, Шай попятился и с ревом вылетел со стоянки.

По дороге к Таб он не сделал ни единой попытки успокоить свою задницу. Ему понадобятся все силы, что у него есть, чтобы не свернуть ее хорошенькую шейку, когда он доберется туда и войдет к ней.

Уезжает.

Покидает его.

Черт!

Через десять минут он подъехал к ее дому, припарковался, заглушил байк и огляделся в поисках знакомых машин.

Ни байка Тэка, ни его «Экспедишн» там не было. «Мустанга» Черри там тоже не было. Машины подруги Таб, Натали, тоже не было.

Но электрическая синяя машина Табби, о которой она заботилась, как о своем ребенке, блестела на солнце.

Путь был свободен. Шай соскочил с мотоцикла, побежал по ступенькам, перепрыгивая через две, и не колеблясь ударил кулаком в ее дверь так, что удивительно как она не открылась. Он не прекращал стучать, пока не услышал, как повернулся ключ в замке и дверь распахнулась.

– Господи, Шай, в чем дело? – рявкнула Табби, глядя на него снизу вверх.

Он не видел ее уже месяц.

Это означало, что это было неправильная встреча.

Реально неправильная встреча.

Что еще хуже, за ее спиной все, кроме мебели, было упаковано в коробки.

Борясь с желанием взорваться, Шай ворвался внутрь, и Табби пришлось отпрыгнуть в сторону. Оказавшись внутри, он повернулся к ней.

– Закрой дверь, Табби, – приказал он.

– Шай, что...

– Закрой эту чертову дверь, Табби! – он зарычал и увидел, как побледнело ее лицо, когда она закрыла дверь и повернулась к нему.

– Ладно, Шай, успокойся. Мы поговорим, – мягко сказала она.

– Ты уезжаешь? – спросил он.

– Я... – она заколебалась, облизнула свою гребаную губу и, Боже, это ударило его прямо в член, как всегда ударило прямо туда. – Да, Шай, – призналась она. – Я собиралась позвонить тебе на следующей неделе. Поговорить с тобой. Сказать тебе, что это...

– Ты не уедешь, – прервал он ее.

Табита вскинула голову.

– Я еду Шай, – сказала она. – Мне нужно пространство, чтобы собраться с мыслями. Контракт подписан...

– Ты. Не. Уедешь, – снова прервал он ее.

Она закрыла рот и уставилась на него.

Шай продолжал говорить.

– Если тебе нужно собраться с мыслями, ты делаешь это здесь, там, где я могу добраться до тебя, а не где-то, куда я должен тащить свою задницу на самолете. Ты меня понимаешь?

– Но Шай... – начала она.

Она не понимала его.

– Ты не уедешь, – повторил он.

– Но я должна...

Он наклонился к ней и прорычал.

– Ты не уедешь.

Внезапно Табби стала выглядеть потерянной. Раскинув руки в стороны, она спросила.

– Почему?

– Вот почему, – отрезал Шай, прошел три шага, разделявшие их, обнял ее за талию, запустил руку в ее волосы и притянул к себе.

Он прижался губами к ее губам.

Затем просунул язык меж ее губ и вот оно.

Господи, вот оно, бл*дь.

Этот вкус был у него на языке в течение многих гребаных лет.

Сладко, боже, так чертовски сладко.

Великолепно.

Он взял еще, и Таб отдала, ее тело таяло в его руках. Она приподнялась на цыпочки, обвила рукой его плечи, держась за него, скользнув другой рукой в его волосы, прижимая его рот к своим губам.

Она продолжала отдавать ему поцелуй так, что Шай взял еще больше. Иисус, от ее вкуса, от ощущения того, как близко он прижимал ее к себе – мир растаял. Это было опьяняющей, чем любой ликер, кайфа было больше, чем давал любой гребаный наркотик.

Необыкновенно.

Лучше, чем он предполагал. Лучше, чем годы размышлений о том, насколько это может быть хорошо.

Лучшее, что у него когда-либо было.

Всего лишь гребаный поцелуй.

Шай оторвался от ее губ, но чувствовал на губах ее короткое возбужденное дыхание, когда снова сказал.

– Ты не уедешь.

– Хорошо, – выдохнула она, и он закрыл глаза, прижался лбом к ее лбу и сделал глубокий вдох, чтобы справиться с пожаром в груди.

Наконец он открыл глаза и посмотрел на нее сверху вниз.

Ее взгляд был рассеянными, глаза затуманенными. Табби прижималась к нему, все еще держась за него, запустив руку в его волосы.

Он заставил весь мир растаять и для нее тоже.

Огонь внутри вернулся, но он был другим, и изменение было чертовски блестящим.

– Мы соберем твои мысли здесь. Вместе, – потребовал он.

– Ладно – согласилась она, переводя дыхание.

Черт, она была милой. Горячей и симпатичной.

Пришло время поговорить с Розали.

– Что ты сделаешь? – спросил он.

– Не уеду, – ответила она.

Хорошо. Все понято.

– Тогда что ты сделаешь? – подтолкнул ее Шай.

– Соберусь с мыслями, – ответила она.

– Сколько времени тебе нужно для этого?

– Два часа.

Он почувствовал, как его губы дрогнули.

Наконец-то.

Черт, наконец-то.

– У тебя есть два часа, сладкая, а потом ты придешь ко мне, – потребовал Шай. – В мою квартиру. Я напишу тебе адрес.

Ее прекрасные голубые глаза не отпускали его, и она прошептала.

– Хорошо.

– Два часа, Табби.

– Два часа, Шай.

Да.

Вот оно.

Бл*ть, наконец-то.

– Хорошо,