не так. Отпиваю маленький глоток вина, настолько маленький, что не чувствую его вкуса. Отставляю бокал и, смотря Закари прямо в глаза, задаю ответный вопрос.

– А какая твоя мама?

Он даже не раздумывает, отвечает сразу же:

– Одинаковая.

– Это как?

– Она – всегда чудовище, – отвечает он, не сводя с меня взгляда.

Разговорами и самыми неудобными вопросами его не смутить, но то, как он говорит о своей матери, даёт мне пощечину – он никогда не отправится на базу номер восемь.

– Не могу не согласиться.

– А где твой отец?

Уверена, что именно вино заставляет меня разозлиться из-за упоминания папы.

– Это допрос? – с вызовом спрашиваю я.

Мой дрянной характер даже в условиях страха не дремлет.

Мало того Закари заставил меня говорить о маме, так теперь выпытывает информацию об отце, о котором я вообще не готова говорить. Не с ним. Не сейчас.

– Ты не обязана отвечать.

Откладываю вилку и говорю чистую правду:

– Я не знаю, где он. По словам сестры, он должен был находиться в Лондоне, но прошло столько времени, и я не знаю, где он сейчас.

– По словам сестры?

Он все подмечает. Гадкий тип.

– Да. Я с папой долгое время не общалась.

– Не хотела?

– Он не хотел. Я могу идти?

Разговоры о семье отправляют меня прямиком в самое пекло ада. Хочу сбежать в свою нору и не высовывать носа ближайшие пару лет.

Закари кивает, и я тут же поднимаюсь с места. Обхожу стол и, слыша его голос, останавливаюсь:

– Я могу попытаться найти твоего отца, – предлагает он.

Оборачиваюсь и встречаю его пристальный взгляд:

– Зачем?

– Ты живешь на базе номер девять и являешься её частью.

Какой бред.

– Это не так. За моей дверью всегда караулят приближенные к тебе люди. Это чётко даёт понять, я тут не гостья и уж точно не часть базы номер девять.

Выражение лица Закари не меняется, но его глаза становятся холоднее. Ему не понравилось то, что я сказала? Плевать, начну искать к нему подход в другой раз, сейчас он меня раздражает и страшит.

Секунды утекают, а мы продолжаем смотреть друг на друга.

– Завтра в восемь.

Ему не нужно объяснять, о чём идет речь. Об очередном ужине. Ухожу не прощаясь. Влетаю в свою комнату, внутри волк и Рэнли.

– Как всё прошло? – спрашивает он.

– Я хочу побыть одна, – это единственное, что я в состоянии сказать.

Рэнли уходит, а я валюсь на кровать и стараюсь уснуть до того, как слезы польются из глаз. Разговор о семье открывает раны, которые ещё совсем не затянулись.

Мамы нет. Где папа и жив ли он – я не знаю.

Мне известно только одно – Закари Келлер что-то задумал, и сегодня он удачно втянул меня туда, откуда нет выхода.

Глава двенадцатая

Следующее утро наступает куда быстрее, чем я бы того хотела. Всю ночь мне снилась мама. Она была счастлива, ведь рядом с ней рука об руку всегда находился папа. Сны были наполнены теплом и светом, но я не могла смотреть на эту идеалистическую картину, ведь даже будучи в царстве Морфея, я понимала, все это ненастоящее. И от этого становилось погано, я просыпалась по меньшей мере семь раз, а снова засыпая, ощущала на кончике языка горечь потери.

Я больше никогда не увижу её. Почему я не говорила, о том как люблю, как скучаю когда её не было рядом, о ревности, что грызла меня. Я всё упустила и исправить это возможности не будет.

Окончательно проснувшись, я ещё больше разозлилась на Закари. Все эти разговоры о моей семье ему совершенно безразличны, но мне – нет. Я всеми силами старалась не думать о маме. Если начну страдать, то погрязну в скорби, и тогда Лексе, как и всем, кто мне дорог, грозит опасность.

Какое-то время я валяюсь на кровати. Нужно встать и чем-то заняться, иначе печаль затопит меня с головы до ног.

Поднимаюсь, привожу себя в более-менее подобающий вид и выхожу из комнаты.

– Доброе утро, – говорю я… пустоте.

У двери моей комнаты никого нет. Около минуты стою и жду, что сейчас кто-то появится, но этого не происходит.

Вспоминая вчерашний разговор с Закари, догадываюсь, что этим жестом он решил показать мне – я не пленница. Но так ли это на самом деле? Неважно. Но его поступок позволяет мне больше не трястись каждую среду, что кто-то из сопровождения услышат мой разговор с полковником.

Видимость свободы. Хорошо.

Стою в коридоре в полнейшей растерянности, что мне делать и куда идти? Но ещё больше меня начинает мучить вопрос, предлагает ли Закари мне что-то вроде перемирия? Это даже перемирием назвать сложно. Мы не ругались, не настолько уж близки. Что это? Жест доброй воли?

Волк тычется носом мне в ноги, и я прихожу в себя. Отправляюсь в ванную, раздумывая о странном и непонятном Закари Келлере.

Поверила ли я в его благие намерения?

Ни разу.

Нужно ли сделать вид, что поверила?

Безусловно.

Весь день я провожу в одиночестве. Мне не удается увидеть ни Нео, ни Рэнли. Я слоняюсь по окрестностям базы, музыкой мне служит работающая техника и редкие залпы огня по зараженным. День морозный, следуя за волком, ежусь и прячу руки в карманах куртки. Выдыхаю облака пара, которые слишком быстро присоединяются к туману и становятся лишь призраками. В столовой я подсаживаюсь к двум девушкам, хочу затеять разговор, но они посмотрят на меня как на прокаженную. Видимо, от отсутствия сопровождения толку ноль. Со мной никто не хочет говорить. Улыбаюсь девушками, они переглядываются между собой и быстро уходят.

Я хотела свободу?

Вопреки мнению Закари я её так и не получила.

Возвращаясь в церковь, киваю двум охранникам, один из них отвечает мне сухим "привет". За весь день это мой самый длинный диалог.

Возвращаюсь в комнату, греюсь и отправляюсь в столовую. Сидя за самым дальним столом, ковыряю еду, Волк не ведет себя столь опрометчиво как я и принимает все блага нынешнего положения. Он съедает две огромные миски странного на вид варева.

Разглядываю присутствующих, раздумываю над очередной попыткой что-то выведать у местных, но откидываю эту идею. Попробую завтра.

Всё же я поглощаю всё, что лежит у меня на тарелке. До ужина осталось примерно три часа. Думаю, там еда будет поразнообразнее.

С удивлением подмечаю, что жду следующего раунда непонятной для меня игры Закари. Скорее всего это единственное, что будет украшать моё пребывание в девятке.