Но при всем том я с ней грешил – в мыслях, конечно, и мои сексуальные фантазии со временем обратились в навязчивую идею. Дня не проходило без того, чтобы я не предавался с ней любви в своем воображении. Я, знаете ли, так ни разу до нее и не дотронулся. И никогда не говорил ей, какие чувства к ней испытываю. Но мысли о сексе с Оливией, часто непристойные, продолжали меня одолевать. Я думал об этом во время наших долгих прогулок по берегу протоки, где водится форель, когда мы с ней без конца вели теологические споры. Полагаю, она тоже об этом думала, хотя и словом мне об этом не обмолвилась. Все было ясно по тому, как она прикасалась к моей руке, которую иногда целовала. А еще она гладила меня по щеке, прижималась ко мне всем телом, а как-то раз даже провела пальцем по моим губам. Помнится, тогда я едва не потерял голову. Короче говоря, любя ее, я испытал все муки ада.

Однажды она обратила внимание на мои муки и сказала мне в первый и последний раз что-то по-настоящему интимное. «Эдвард, – призналась Оливия, – любовь, страсть, секс – все это для меня вещи мимолетные, преходящие, своего рода забава. Главное, чтобы человек, с которым я предаюсь такого рода утехам, знал, что это несерьезно, всего только игра, но при этом учитывал, что, как во всякой игре, здесь в выигрыше остается только один. По этой причине я никогда не затевала любовных игр, если чувствовала, что могу ранить моего партнера прямо в сердце и он в результате истечет кровью. Трудно оставлять человека, которого любишь, но в нашем случае я вынуждена это сделать, поскольку вы любите меня выше всякой меры».

Прежде чем вмешаться в монолог преподобного, Дженни откашлялась.

– Вы все еще ее любите! – только и сказала она.

– А разве я могу ее не любить? Да ни один человек, ни одна философия, за исключением, возможно, философии христианской и Бога, в которого я верю, не дали мне столько, сколько общение с этой удивительной девушкой. Кто, спрашивается, любил меня больше ее, ничего взамен не требуя, не делая мне никаких замечаний и ни в чем меня не упрекая? Вы, может быть, хотите задать мне вопрос, что сделал бы я, если бы она обратилась ко мне в ту ночь за помощью? Честно говоря, не знаю… Но уверен в одном: сделал бы все, что в моих силах, чтобы выручить ее, не дать угодить в ловушку. При мысли, что она сейчас бродит где-то совсем одна и ей негде преклонить голову, у меня сердце разрывается на части. Остается только молить Бога, чтобы Он спас ее и сохранил. Возможно, на ваш взгляд, в моих словах есть некоторая патетика, но молитва – это сейчас единственное, чем я могу отплатить Оливии за те радости, которые она мне дарила. Вот что вам, детектив Салливан, следует прежде всего взять на заметку: Оливия – даритель, она, если хотите, воплощение любви, даже если ей и пришлось убить человека. Мне, однако, кажется, что мы никогда об этом деле всей правды не узнаем. Оливия, так сказать, предоставила нам возможность выбора: мы можем верить в то, что она убила, а можем и не верить. Она скрылась с места преступления, чтобы сохранить себя, свой особенный взгляд на мир. Кроме того, ей не хотелось впутывать в это дело нас, своих друзей. Поймите, она не расплаты боялась, а скандала. Я вам еще одну вещь об Оливии скажу. Она никогда бы не опустилась так низко, чтобы ходить по людям и выпытывать у них секреты жизни другого человека. Ну а теперь, детектив Салливан, не желаете ли прогуляться со мной и осмотреть церковь?

Дженни Салливан никогда еще не чувствовала себя так мерзко. Казалось, ради того, чтобы расколоть преподобного Хардкасла и вытянуть из него его напитанную горечью исповедь, ей пришлось вываляться в грязи.

Септембер и Анжелика были близки между собой настолько, насколько могут быть близки сестры. Оливию же они считали полноправным членом своей семьи и относились к ней, как к сестре. Анжелика была на четыре года старше Септембер и на год моложе Оливии. Старшая сестра и Оливия в ее глазах были богинями, а брат – богом. Все три женщины и Джеймс были беззаветно преданы друг другу, а когда в Сефтон-Парке появилась любовница Джеймса Маргарет, ее охотно приняли в это маленькое сообщество, и скоро она стала близким другом семейства.

Витавший над этой теплой компанией призрак инцеста волновал многочисленных друзей Бухананов. Не то чтобы они всерьез верили, что Джеймс спит со своими сестрами, но нежные отношения, сложившиеся внутри группы, наводили на разные мысли.

Что и говорить, Бухананы, Оливия и Маргарет монашеским поведением не отличались. У них всех имелись продолжительные связи, а также такие, которые длились несколько дней или даже часов. Более того, бывали случаи, когда они обменивались партнерами или даже устраивали групповой секс. Оливия научила маленькое сообщество понимать и ценить красоту «секса без границ» и избегать связанных с занятиями любовью осложнений.

Это были умные, веселые и заводные люди, обладавшие чувством юмора и завидным вкусом. В них абсолютно не было вульгарности, а свою сексуальную свободу и интимные пристрастия они старались не афишировать. По этой причине репутация у них была спорная, о них сплетничали, но доказать никто ничего не мог.

Бухананы и их друзья не только развлекались, но и много работали. Каждый из них занимал видное положение в определенной сфере деятельности. Маргарет, к примеру, была журналисткой и телезвездой, Оливия добивалась успехов во всем, чего ни касалась, но любовь и страсть были ее главным призванием. Она всегда была наставником, неформальным лидером группы. Септембер писала маслом и считалась подающей надежды художницей, за чьим творчеством пристально следили критики. Анжелика была талантливым хирургом с большим будущим. Управлявший Сефтон-Парком сэр Джеймс по профессии был энтомологом и уже успел прославиться, открыв несколько редких видов бабочек. Известность Бухананов служила дополнительной приманкой для людей, желавших водить с ними дружбу. Но они занимались не только работой, стремясь жить в гармонии с внутренними убеждениями и старательно обустраивая свой духовный мир.

После того как Хэрри ушел от нее в темноту, Септембер почти не сомкнула глаз. Всю ночь она размышляла, пытаясь определить, что с ней произошло и что в ней изменилось. А изменения были – и настолько основательные, что не придавать им значения она не могла. Она чувствовала, что стала как-то значительнее, выше ростом, что ли, подав Хэрри руку и позволив ему вскочить на лошадь у нее за спиной.

Неужели обрушившаяся на нее любовь изменила всю ее жизнь в течение нескольких часов? – спрашивала она себя. Оливия наверняка бы одобрила это новое чувство. Разве не она говорила, что влюблена постоянно и готова во имя любви полностью отдать себя тому мужчине, который волей случая оказался с ней рядом? Она же утверждала, что, как только любовь начинает тяготить хоть чуточку, можно считать, что роман закончился.

Такой примерно роман был у Оливии и Джеймса. И разрыв произошел сам по себе: никто из них не был в этом виноват. Впрочем, хотя они и расстались, это не мешало им любить друг друга и даже время от времени снова вступать в интимные отношения.

Появление принца полностью изменило жизнь Оливии. Думая об этом, Септембер пришла к выводу, что Оливия обрела настоящую любовь, точно так же, как она обрела свою, встретив Хэрри. Трагедия Оливии заключалась в том, что она влюбилась в дрянного человека, который, встретив на своем пути удивительную женщину, вместо того чтобы восхищаться ею, решил ее закабалить. Оливия была сама любовь, принц же – тюремщиком этой любви.