– Почему бы нам с вами не прогуляться до аэродрома и не убедиться в этом на месте? – предложил Хэрри.

– Если вам так хочется, – сказал Джеймс.

Когда они добрались до ангара, Джеймс нажал на кнопку, железные ворота раздвинулись и перед восторженным взглядом старшего следователя предстали разноцветные самолетики-бипланы, походившие на доисторических бабочек. Проверять, полны у них баки или нет, не имело смысла: слишком много после той ночи прошло времени, а залить баки снова ничего не стоило. Настроение у Хэрри испортилось: стоило ему потянуть за какую-нибудь ниточку в этом клубке, как она сразу же обрывалась. У него вдруг появилось непривычное ощущение, что это дело ему не по зубам. Впрочем, как только мужчины вышли из ангара, Хэрри постарался от этого ощущения избавиться.

– Мог ли самолет подняться с вашего аэродрома в ту ночь? – поинтересовался он.

– Вполне. По обеим сторонам взлетной полосы установлены прожекторы. Стоит только щелкнуть тумблером в офисе по управлению полетами или в библиотеке в большом доме, как вдоль всей полосы зажигается свет и можно взлетать или садиться. Но Оливия вряд ли отсюда взлетела. Свет прожекторов виден далеко – и из большого дома, и из деревни. Взлетающий самолет кто-нибудь обязательно бы заметил или на худой конец услышал.

– Кстати, я приехал сюда еще и для того, чтобы разобраться со всем этим на месте.

Когда они шли от аэродрома к дому, Джеймс неожиданно сказал:

– Оливия – моя вечная боль и печаль. Вы-то ее не знаете, а между тем всякий, кто с ней общается, ощущает себя будто на крыше мира, где даже воздух другой, более свежий, что ли… Одна мысль о том, что я никогда ее больше не увижу, заставляет меня страдать так, словно у меня украли кусок жизни. Попытайтесь все-таки меня понять: таких, как она, в мире можно по пальцам пересчитать. Она храбра, как мужчина, отважна, как тигр, умна, словно лисица, хитра и вкрадчива, будто пантера. И помимо всего прочего, это самая сексуальная женщина из всех, каких я когда-либо встречал. Она любит секс, живет в призрачном мире эротики и готова поделиться любовью с каждым. Она, если хотите, помешана на сексе и хочет, чтобы все ее друзья достигли таких же высот в «сексе без границ», как и она сама.

– Да вы ее любите! – воскликнул Хэрри.

– Страстно, бешено, как сумасшедший! Всегда, каждый день, каждую минуту. Стоит мне вспомнить о ней, и мое бедное сердце начинает биться в два раза быстрее. Нет, это слишком тривиально. Лучше так: она научила меня тому, как это важно, когда сердце от страсти бьется в два раза быстрее, а чувственность парит свободно, словно ласточка, взмывая к сверкающим под солнцем вершинам безграничного секса! Вот почему Септембер молила вас оставить Оливию в покое. О том же и я вас сейчас прошу, и Анжелика тоже будет просить, когда приедет в Сефтон-Парк. Неужели вы не понимаете, какую всем нам боль причиняет осознание того, что она, оказавшись в Сефтоне-под-Горой, не обратилась к нам за помощью? Мы все были ее любовниками, ее друзьями и партнерами по играм, которым она нас научила, она всех нас любит, и все мы – часть ее жизни.

Каждое человеческое существо способно убить себе подобное, если его спровоцировать. У Оливии имелась такая страстишка – фамильярничать со смертью. Это была, так сказать, темная сторона ее натуры. Она обожала подобно рода игры и иногда вовлекала в них нас. Оливия не сомневалась, что способна побить и покорить кого угодно, хоть дьявола. Но потом появился принц, она не смогла противостоять его обаянию и влюбилась в него. Принц любил играть с ней в сексуальные игры, но игры эти со временем становились все более и более опасными. Принц был без ума от любви к ней, как и все мы, но у него была темная душа, и он попытался закабалить Оливию, превратить в орудие своей страсти. Мы видели, как под влиянием этого человека она год от года менялась. Она уходила от нас все дальше, лишь изредка возвращаясь, чтобы напомнить нам, как сильно мы все ее любим.

Хэрри, вы стремитесь узнать и понять эту женщину в надежде, что знание такого рода позволит вам предугадывать ее поступки, верно? Так вот, ничего этого не будет. Вам не придется сидеть на песке под пальмой в ожидании того, что она сойдет на берег с какой-нибудь яхты. Вы не будете скучать в аэропорту в какой-нибудь Богом забытой стране, готовясь защелкнуть на ее запястьях наручники, когда она спустится по трапу самолета.

Я не знаю, Хэрри, почему она оставила здесь машину. Для меня это точно такая же загадка, как и то, каким образом она исчезла, словно растворившись в воздухе, выскользнув из сетей, которые вы, Хэрри, раскинули по всей стране, чтобы ее изловить.

Хэрри и Джеймс подошли к Сефтон-Парку, но Хэрри заходить в дом не стал. Он сказал Джеймсу:

– Благодарю за откровенность. В настоящий момент вопросов к вам у меня больше нет.

Мужчины пожали друг другу руки, после чего Джеймс спросил:

– Поскольку вы вернулись, чтобы допросить Септембер, не останетесь ли у нас обедать? Анжелика приедет чуть позже, а ведь вам наверняка захочется поговорить и с ней.

«С чего это он стал таким гостеприимным? – подумал Хэрри. – И зачем ему было рассказывать мне об интимной жизни Бухананов и леди Оливии? Он что, расчувствовался, и его потянуло на откровенность, или просто хотел внушить мне мысль, будто никто из них леди Оливию не видел и никаких известий от нее не получал?» Вообще-то Хэрри склонялся к мысли, что Джеймс не лжет. Он и допросить-то Септембер и Анжелику намеревался с одной только целью – чтобы они подтвердили слова брата. Кстати, он ничуть не сомневался, что их показания и показания Джеймса совпадут. С другой стороны, зачем было Джеймсу давать Хэрри детальный портрет Оливии, показывать светлые и темные стороны ее натуры? Что, собственно, Джеймс хотел всем этим сказать? Что Оливия в принципе способна убить человека, но Хэрри должен оставить ее в покое даже в том случае, если она убила принца? Или, быть может, Джеймс желал убедить его в том, что противостоять чарам Оливии выше человеческих сил?

Старший следователь отклонил предложение пообедать с Бухананами и попросил Джеймса, к большому удивлению последнего, передать сестре, что допрашивать ее после ленча, как намеревался прежде, он не будет, а встретится с ней в другое время, предварительно связавшись по телефону. Джеймс проводил Хэрри к автомобилю и вернулся в дом лишь после того, как роскошная машина детектива исчезла из виду.

Оказавшись за пределами Сефтон-Парка, Хэрри испытал облегчение. Разговор с Джеймсом утвердил его во мнении, что никто из обитателей этого дома леди Оливию не видел и в организации побега из Англии ей не помогал. Пока машина мчалась в Сефтон-под-Горой, детектив подверг это соображение всестороннему анализу. Припарковавшись у «Фокса» и вынимая ключи из замка зажигания, он вдруг с силой хлопнул ладонью по рулевому колесу и громко сказал:

– Хотя вы, сэр Джон, вели себя умно, незначительные огрехи в ваших показаниях все-таки есть. А потому я не буду давать послабления никому и допрошу всех подозреваемых до единого, пусть даже и потрачу время зря.