Невилл, к примеру, полагал, что заслужил красивую, умную, любящую жену, такую как Анжелика. Но эта прекрасная молодая женщина слишком любила жизнь во всем ее многообразии и слишком была занята своей работой, чтобы ограничить свой мир узкими семейными рамками. Невилл же слишком любил Анжелику, чтобы потребовать от нее принести в жертву домашнему божеству все ее мечты и планы на будущее. По этой причине их связь приобрела особую пикантность: каждый знал, что настанет день и на их горизонте появится симпатичная женщина двадцати восьми примерно лет, которая положит конец дорогим для них обоих отношениям…

Невилл лежал в постели, обнимая Анжелику, положившую ногу ему на поясницу. Он двигался внутри нее медленно, стараясь проникнуть в ее недра как можно глубже и доставить ей как можно больше удовольствия. Одновременно они целовали друг друга в губы, лаская соски. Его руки стискивали ее в объятиях, рот терзал ее плоть. Она стонала от наслаждения.

Он сдерживал себя довольно долго, пока она не испытала оргазм несколько раз, и лишь потом позволил себе испытать свой собственный. Когда она почувствовала тепло его жизненных соков, вливавшихся в ее лоно, ее стала сотрясать новая серия оргазмов и она прижалась к нему всем телом, отдавая ему всю себя.

Невилл в очередной раз был сражен силой страсти этой женщины, которая была создана для того, чтобы дарить радость. Она ничего не требовала взамен и находила усладу в том, что приносила счастье другому. От этой мысли он расчувствовался, из его глаз покатились слезы.

Анжелика слизнула солоноватые капельки с его щек, а потом пошевелилась, поудобнее устраиваясь у него на плече. Стиснув друг друга в объятиях, они уснули.

* * *

Хэрри приехал в Сефтон-Парк к одиннадцати часам – назначенному им для разговора с сэром Джеймсом времени. Прежде чем встретиться с Джеймсом, он спросил у Фивера, есть ли у него, Хэрри, возможность, переговорить с Септембер. Терять ее Хэрри не хотел, он просто не мог себе этого позволить. Старый дворецкий сообщил, что Септембер нет дома, но тут же добавил, что она оставила для него записку. Передав Хэрри конверт, Фивер проводил его в библиотеку. Оставшись в одиночестве, Хэрри распечатал послание Септембер и прочитал:

Настанет день, когда волк поладит с ягненком, А леопард возляжет рядом с младенцем…

Хэрри прикрыл глаза и несколько раз глубоко вздохнул. До этой минуты он не представлял себе, насколько пугала его перспектива потерять Септембер навсегда. Открыв глаза, он снова прочитал написанные рукой любимой строки – на этот раз вслух. Как умно она поступила, подумал он, выбрав слова из Ветхого Завета. Они отвечали на его мысли и говорили что-то вроде «не горюй, у нас все еще может быть». Не слишком много, конечно, но и не слишком мало. Ровно столько, чтобы показать: надежда на будущее у них есть. Впрочем, Хэрри в глубине души и сам так считал. Сложив послание, он сунул его во внутренний карман пиджака – поближе к сердцу. Какая все-таки она умная и честная девушка! Хэрри чувствовал, что с каждым часом влюбляется в нее все больше и больше.

В библиотеку вошел Джеймс. За ним на подгибающихся ногах спешил Фивер, он нес на вытянутых руках большой и тяжелый серебряный поднос в стиле французского барокко. На подносе стояли кофейник, чашки и блюдца – все из разных сервизов. Но это был самый настоящий фарфор, причем из дорогих – лиможский, севрский и от де Хевиленда. Рядом с кофейником красовалось большое блюдо с овсяным печеньем в шоколадной глазури. Руки старого дворецкого подрагивали, и чашки, стоявшие на подносе в опасной близости от края, позвякивали. Когда Фивер поставил поднос на стол, Хэрри с облегчением перевел дух: он всерьез опасался, что чашки и тарелки вот-вот окажутся на полу.

Джеймс принялся разливать кофе. Передавая чашку с блюдцем Хэрри, он сказал:

– Фивер ведет в этом доме хозяйство шестьдесят пять лет. Приходится закрывать глаза на некоторые его недостатки. Это справедливо, поскольку он делает вид, что не замечает наших. Он старейший слуга в доме. Кстати, я очень рад, что вы не вскочили с места и не отобрали у него поднос. Это обидело бы его до смерти.

Хэрри заметил, как дрогнули при этих словах от сдерживаемой улыбки губы Джеймса. Безупречный вкус, благородство и утонченность, царившие в Сефтон-Парке, появились не сами по себе, но вырабатывались на протяжении четырех веков благодаря усилиям многих поколений живших в достатке хорошо воспитанных и образованных людей. Старинный дом, по сути, представлял собой музей или хранилище раритетов, громоздившихся здесь чуть ли не до потолка (Бухананы никогда ничего не выбрасывали).

Хэрри чувствовал себя в библиотеке очень комфортно хотя бы по той причине, что его собственная квартира в Олбани была обставлена примерно в том же стиле. Но откуда было об этом знать Джеймсу? Мысль о том, что баронет, возможно, полагает, будто Хэрри обитает где-нибудь в заурядной высотке, поначалу очень развлекала старшего следователя. Кстати, так оно бы и было, если бы Хэрри жил только на зарплату.

– Угощайтесь, старший следователь, прошу вас. Со слов Маргарет я знаю, что вы неравнодушны к сладкому.

– А вы не узнали, часом, тоже со слов Маргарет, еще какие-нибудь мои секреты?

– О вашей с ней вчерашней встрече она нам рассказала все. Очень неприятное дело вам досталось. Мы все опечалены тем, что произошло, а главное – озабочены судьбой Оливии. Остается только надеяться, что там, где она сейчас, ей не слишком плохо. Вы, старший следователь, ворвались в нашу жизнь и, признаться, основательно всех нас переполошили и напугали. Вы роетесь в наших душах, пытаясь с нашей помощью поймать человека, который всем нам очень дорог.

Хэрри видел, что сэр Джеймс действительно опечален случившимся. Они сидели за круглым столом, на столешнице которого были разложены толстенные, переплетенные в кожу фолианты – одни были закрыты, другие раскрыты на середине – и стояла старинная пишущая машинка «Оливетти» в брезентовом чехле с незастегнутой «молнией».

– Почему бы нам не начать разговор с перечисления всего того, что я уже знаю о вас, сэр Джеймс?

– Зовите меня Джеймс, – сказал баронет.

Предложение Джеймса общаться на неформальном уровне застало Хэрри врасплох. «Интересно, знает ли он о том, чем мы с Септембер занимались у нее в спальне?» – подумал Хэрри. Ему очень не хотелось, чтобы его отношения с девушкой так или иначе сказались на официальном расследовании, которое он проводил. В его планы входило ослабить позиции Джеймса, а не свои собственные. Впрочем, Хэрри в любом случае на легкую победу не рассчитывал: Джеймс был серьезным противником, и его интеллектуальные способности старший следователь оценивал очень высоко – ничуть не ниже своих собственных. Предстояла лобовая атака, поскольку Джеймс мигом раскусил бы любые уловки, к которым обычно прибегала полиция.

– Итак, вы – сэр Белвилл Джеймс Чарлз Эдвард Буханан, баронет. Я правильно говорю?

– Все верно.

– Вам тридцать два года, вы не женаты и никогда в брак не вступали?