которых голубые глаза и русые волосы. Поговаривают, что они потомки крестоносцев, которые осели в горах. Возможно, кто-то из наших дальних предков был из хевсуров, я не знаю.

– Вы хорошо говорите по-русски.

– Мой дядя Леван поклонник империи. У него во дворце говорят только на русском языке. С восьми лет я воспитывался в его доме, оттого с детства знаю ваш язык. К тому же десять лет назад я в числе нескольких десятков молодых грузинских дворян был насильно, под конвоем отправлен в Петербург. Почти два года я жил в столице.

– Вы жили в Петербурге? – опешила Софья.

Менее всего она могла подумать, что этот мрачный горец мог обитать в столице. Это совершенно не вязалось с его образом.

– Ваш царь боялся, что наши местные дворяне поднимут восстание против империи. В то время Имеретия только пару лет как присоединилась к России, и было много недовольных среди грузинской знати, хотя большинство наших дворян и владетельные мтвади радовались этому союзу. Оттого император Александр жаждал держать нас, молодых отпрысков известных фамилий Грузии, в поле своего зрения, ну и под надсмотром тайной полиции. В Петербурге по велению императора я год учился в инженерном кадетском корпусе, а затем еще год служил прапорщиком в Павловском пехотном полку. В восемнадцать лет ваш царь дозволил мне вернулся домой.

– А князь Серго тоже вместе с вами ездил в Санкт-Петербург?

– Да, – вымолвил Амир тихо. – Вы удивительно проницательны.

– И он также служил в Павловском полку?

– Нет. Военная служба не интересовала его. Он жил при дворе императора Александра и там проводил все свое время.

– И через два года вы вместе вернулись в Имеретию?

– Нет. Серго вернулся из столицы только год назад, по настоянию отца. Ему нравится жить в России.

– А вы любите горы, ведь так?

– Так, – согласился Асатиани поражено, девушка как будто читала его мысли и понимала с полуслова.

Наконец-то согревшись, Софья с удивлением отмечала, что от его большого тела идет тепло. Георгий был прав, она по своей стыдливости вела себя глупо. Он не делал ничего предосудительного и спокойно лежал, не двигаясь и обнимая ее сильной рукой за талию.

– Я хотела еще вас спросить, а князь Серго… – начала она вновь.

– Спите, Софико. Я устал от ваших речей, – властно оборвал он ее.

– Простите, – ответила тихо девушка и прикрыла глаза, отчего-то думая, что вряд ли она сможет заснуть, когда он так близко.

Софья отчетливо ощущала его горячее дыхание на своих волосах и виске. Однако уже через четверть часа девушку сморил глубокий крепкий сон.

Амир лежал с открытыми глазами. Чуть опустив взор, он с интересом разглядывал неподвижный профиль девушки. Она уже заснула и через приоткрытый рот чуть вздыхала во сне, а ее пушистые шоколадные ресницы покоились на щеках и чуть подрагивали. Ее изящный стан был прижат к его груди, и Асатиани отчетливо ощущал неведомое упоение от осознания того, что эта прелестная стройная серна с нежным сладким ароматом, который исходил от ее волос и кожи, лежала рядом. Близость девушки причиняла ему почти физическую муку, ибо он отчетливо ощущал позывы своего тела, которые его железная воля пыталась держать в узде.

Еще с самого первого момента, едва Амир увидел ее там, в перевернутой карете, он был поражен ее прелестью. Нежное округлое лицо Софико с чуть румяными щеками так не походило на смуглые суховатые и вытянутые лица местных женщин. Красиво очерченные пухлые губы имели правильную форму и розовато-коралловый сочный оттенок. Ее густые и длинные волосы, собранные первоначально в простую прическу, красиво обрамляли округлое лицо и стекали золотистой волной, переливаясь и играя на солнце. А чуть позже, когда при нападении сванов ее прическа распалась, и какое-то время девушка ехала с распущенными волосами, Амир отчетливо отметил их необычный цвет. Золотые, медовые, светло-рыжеватые пряди как-то очень органично сочетались в шелковистом потоке ее волос. Оттого было неудивительно, когда на первой же стоянке один из сванов начал трогать ее волосы, видимо, тоже пораженный этим соблазнительным великолепием.

Но самыми невероятными Амиру казались ее глаза. Большие, чарующие, с чуть прикрытым верхним веком, они имели сочно-зеленый окрас молодой листвы. Необычайный редкий цвет глаз девушки, а для их мест вообще исключительный, сразу же вызвал у Амира ступор, едва она взглянула на него в карете. Ее густые ресницы, на несколько тонов темнее волос, красиво обрамляли совершенный изгиб чудных глаз, придавая взору мягкость и невероятную притягательность.

Когда склонился над нею, он несколько минут завороженно рассматривал девушку, как некое необычное существо, крайне живописное и восхитительное. Асатиани отчетливо вспомнил, как тогда она окликнула его, и он помог ей выбраться из кареты. А затем вновь непроизвольно вперился в девушку заинтересованным изучающим взглядом, рассматривая, желая удостовериться, что она настоящая. Естественно, он видел множество светлокожих русских девушек, когда жил в России, и даже ухаживал за одной из них когда-то. Но Софико, как он в душе теперь называл ее, явно выделялась из общей массы обычных женщин славянской внешности. Ее женственная изящная фигура среднего роста, притягательная красота лица, мелодичный голос с первых же мгновений вызывали интерес, и Амир ощущал, что ему невероятно хочется узнать девушку ближе.

В добавок ко всему вышеупомянутому Софико обладала сильным огненным нравом. Амиру импонировали ее упорство, выдержка и бойцовский характер. Когда их захватили сваны и ее унизительно перекинули через коня, а позже, как он отчетливо заметил, ее вырвало несколько раз, она даже не пыталась вызвать у мучителей жалость. Нет, она стойко переносила все. Мало того, не боялась спорить с Рашидом и доказывать свою правоту, тем самым вызвав у злобного Дешкелиани невольное уважение к себе. Оттого потом с ней обращались почти как с драгоценной пленницей и даже в горы везли верхом, дабы она не устала.

Вообще, в последние дни и часы Асатиани открывал в девушке все новые черты характера. Он видел, что хоть она неистово боялась спускаться на веревке с горы, но все же доверила ему свою жизнь, и это понравилось ему неимоверно. Это было так женственно и естественно, как и то, что он должен был защитить ее. А позже она какое-то время бежала с больной ногой, ничего не говоря ему, и стойко терпела, словно маленький храбрый солдат, понимая, что их преследуют.

А затем, когда решила вымыться в реке, она так по-детски смущалась от