– Так перестань пытаться. Это бесполезно. Я все равно тебе не верю.

– Ты не… – задохнулась Харпер. Он действительно только что бросил ей в лицо ее трепетное признание и одновременно обозвал лгуньей? – Неужели ты всерьез считаешь, что я направо и налево бросаюсь подобными словами? Да как ты смеешь?

Данте вскочил.

– Поверь, не стоит сейчас на меня давить.

– Давить? – Ирландская кровь мгновенно вскипела, и Харпер тоже вскочила. Даже не верится, что Данте сумел разбудить в ней подобную ярость. – Я только что три часа летела сюда из Вашингтона, где провела всего полтора часа, просто чтобы тебя увидеть. Чтобы обсудить, как у нас все замечательно. Что наша любовная связь – лучшее, что у меня когда-либо было. А ты из-за этого разозлился. Так объясни, как же я на тебя давлю.

Мгновенно остыв, Данте ссутулился и снял очки.

– Я не злюсь. Я не знаю…

Стоило ей осознать, что, возможно, у них уже больше никогда ничего не будет, как ее вдруг затошнило.

– Ты мой друг. На всю жизнь. И то, что я тебя люблю, ничего не меняет. Разве мы с самого начала именно не об этом договаривались? Сделав шаг вперед, мы лишь подхлестнули то, что и так у нас всегда было. И я не понимаю, как все это могло рассыпаться всего за один вечер.

Данте покачал головой:

– А все и не за один вечер случилось. Все начало сыпаться, как только ты сказала, что беременна. Еще в Лос-Анджелесе. Харпер, я честно пытался. Но я не смогу принимать участие в жизни твоего ребенка. И хватит об этом.

Харпер сглотнула. Он серьезно? Но тогда к чему все это было? Просто чтобы затащить ее в кровать? Нет, в это она никогда не поверит.

– Что ты несешь? Неужели хочешь сказать, что все это время притворялся?

– Да. Притворялся, что у нас может что-то получиться, но я не из тех, на кого стоит положиться.

– Врешь. Ты всегда меня поддерживал. И я никогда и ни на кого не рассчитывала больше, чем на тебя.

– Но только не в этом. Есть сотни причин, почему я не могу иметь ничего общего с твоим ребенком. И в первую очередь, из-за его отца.

Она впервые видела, чтобы темные глаза горели раскаленным углем. И все потому, что она выбрала донором спермы именно Томаса.

И это стало последней каплей.

Все это из-за какой-то профессиональной ревности?

– Данте, это низко. И дело даже не в том, что мы потеряли все то, к чему, как мне казалось, шли. Неужели мы теперь даже друзьями быть не сможем? И все потому, что ты никак не можешь пережить того, что когда-то давным-давно тебя обошли?

Зря она это сказала. Слишком грубо. И слишком правдиво.

Но что еще ей остается, когда все тело так и ломит от горя, разочарования и тысячи эмоций, для описания которых у нее просто нет слов? А еще она никогда ни с чем подобным не сталкивалась и просто не представляла, как справиться с раздирающей душу пустотой. Данте же всегда был путеводной звездой и опорой в жизни. Он должен был сделать все лучше и помочь вынести что угодно, а не разрывать ее на части всего лишь парой слов.

Пристально разглядывая собственные руки, Данте словно надеялся найти в них нечто такое, что принесет им всем успокоение.

Резко выдохнув, он посмотрел на нее так, что ей сразу стало страшно.

– Я не могу, – выдохнул он сквозь сжатые зубы. – Я честно пытался. Неужели ты сама этого не заметила? Я сам не рад, что все это тебе говорю, и я с радостью продолжал бы пытаться, но…

Его слова оборвались, а вместе с ними и ее сердце. А еще ей захотелось рывком преодолеть разделявшее их расстояние, потому что, несмотря ни на что, он все равно оставался Данте. Тем самым Данте, единственным драгоценным и совершенно особенным человеком, который всегда ей помогал и поддерживал. Но она не верила, что сейчас он примет ответную поддержку.

– Но что? Томас? Неужели это действительно так важно?

Если бы… Но, додумав эту мысль, она рисковала сойти с ума. Потому что в этом сценарии не было места ни для каких «если бы». Она приняла взрослое, взвешенное решение завести ребенка и должна по-взрослому переносить последствия этого решения.

Данте коротко кивнул.

– Вот и все. Ты закончил. Со мной, с нашей близостью. А заодно, думаю, и с нашей дружбой.

– Но не потому, что я сам этого хочу, а потому, что другого пути нет. Я специально выбрал Швейцарию, чтобы все упростить.

От подобной несправедливости Харпер едва не расплакалась.

– Я не знала, что влюблюсь в тебя, когда просила другого стать отцом моего ребенка. Неужели это ничего не значит?

Данте на мгновение зажмурился, и ей показалось, что комната разом погрузилась во тьму. Стоило же ему вновь открыть глаза, как она сразу же поняла ответ.

– Порой приходится лежать в собственной кровати, невзирая на то, как там холодно и одиноко.

С этими словами Данте развернулся и ушел из дома, где открыл ей новый мир, познакомив с плотскими радостями, заставившими ее наконец-то осознать, что она всегда его любила. И где он впервые разбил ей сердце.

Швейцария полностью оправдала все надежды. Лаборатория за тысячи километров от Харпер и ее ребенка и сложный многолетний проект, что поможет отвлечься от сводящей с ума бури эмоций. О чем еще мечтать?

К тому же Вэл – отличный парень и сполна заслужил выделенные ему деньги, да и вся команда приняла его с распростертыми объятиями, но при этом здесь не нашлось ни одного фаната доктора Секси. Даже лето почти ничем не отличалось от того, что осталось в Лос-Анджелесе, ну а снег он как-нибудь переживет, когда придет пора с ним столкнуться.

А что еще лучше, продюсеры «Науки соблазнения» охотно поддержали его идею снять новые серии в Европе, чтобы полностью сосредоточиться на тех стратегиях, что он придумал в самолете. К тому же ничто так не настраивает на романтический лад, как тихие деревушки и захватывающие дух горы Швейцарии.

Жаль лишь, что в нем напрочь отсутствовал энтузиазм, но, с другой стороны, за три года под прицелом кинокамер он стал неплохим актером, и никто не догадался, что изрядный кусок его сердца остался в квартире Харпер, когда он повернулся к рыдающей подруге спиной. Но что ему еще оставалось? Он не тот, кто ей нужен. Не тот, кто нужен ребенку. Как бы сильно он этого ни хотел.

Уходя, он совершил самый правильный в жизни поступок. И даже две недели спустя это расставание неотрывно преследовало его по ночам, в ванной и в совершенно неподходящие минуты, когда ему явно следовало думать о чем-то куда более важном. Потому что, как она точно заметила, влюбленность не отменяла того, что они по-прежнему оставались лучшими друзьями. И потерял он не только потрясающую женщину.

Десять раз в день он хватался за телефон, чтобы пересказать ей смешную шутку Вэла или пожаловаться на скуку на съемочной площадке, когда приходится в очередной раз дожидаться, пока закончат работу костюмер и гример. Но каждый раз он огромным усилием воли заставлял себя убрать телефон.