– Золото, что ли? – спросил я, ставя пустой бокал на столик и щелкая ногтем по его краю.

– Что? – переспросил Руслан, задумавшийся о своем. – Ты про бокал? Ну да.

Сказано было это как само собой разумеющееся. Про поднос того же металла, на котором сразу же после моего прихода симпатичная девчонка в архаичной униформе горничной принесла вино в специальной корзинке, бокалы, хьюмидор и шкатулку, выполненные из испанского кедра, я даже спрашивать не стал. И так понятно, что пока я в спецуре по лесам да полям носился, взлетел Рус ракетой до уровня сильных мира сего. Потому сейчас надо мне сидеть, потягивать вино и ждать, пока мой бывший комотд соизволит выйти из задумчивости и пояснить, за каким лядом его пристяжь приволокла меня в сию мрачную обитель скорби. И кстати, может, растолкует заодно, откуда я знаю слово «хьюмидор». И то, что ящик, носящий это название, сделан именно из испанского кедра.

Хотя чего греха таить – догадывался я, с чего это так резко поумнел. Но мне требовались подтверждения. Таблетка Морфеуса, в моей личной реальности носящего имя Папы Джумбо, оказалась со вкусом крови. И мне были необходимы компетентные разъяснения о всех ее свойствах. Причем – отметил я про себя вторично – убеждать меня в реальности существования нелюдей и истинного устройства мира более было не нужно. Глупо отрицать очевидное…

Разговор пока не клеился. Рус, усевшись в кресло, глубокомысленно потягивал вино, не спеша делиться со мной своими размышлениями. Наконец, мне все это надоело и я, покосившись на массивные напольные часы, напоминающие длинный стоячий гроб для двухметрового удава с циферблатом в верхней части, сказал:

– Слушай, Рус, тут такое дело – я через полтора часа по идее помереть должен, если не хлебну крови одного гада, который меня намедни куснул. Так что если я тебе не особо срочно нужен, может, ты вернешь мне мое барахло да подбросишь до вражьего дома? А то я, боюсь, теперь без навигатора и колес хрен найду, где его логово.

Бельский вышел из прострации и некоторое время смотрел на меня, соображая, что я сказал. Наконец до него дошло. Он поставил бокал на столик рядом с моим, подошел к письменному столу и нажал на золотую кнопку селектора, как и все в этом доме стилизованного под древность либо в самом деле представлявшего собой дорогущий антиквариат.

– Четвертого ко мне, – бросил Рус в витую решетчатую блямбу, после чего прошествовал обратно и плюхнулся в кресло, разместившись в нем в прежней позе задумчивого фавна.

«Ну замечательно, – подумал я, рассеянно вращая за ножку золотой бокал на столе. – Бельский сидит себе весь в гонках и молчит. А мне чего делать?»

От вынужденного безделья я принялся крутить головой, осматривая кабинет бывшего однополчанина. Стиль оформления помещения сильно смахивал на уже виденный мной интерьер Мангустова коттеджа – разве что кричащей роскоши поболее будет. Уже упомянутый камин венчали не просто золотые часы, а реально произведение искусства, изображающее битву невообразимых хтонических чудищ с глазами, выполненными из крупных бриллиантов – причем у тех, что были совсем не похожи на людей, камни в глазницах были черными. И при этом не менее блестящими, отражающими свет всеми многочисленными гранями и многократно преломляющими его внутри себя. Из чего я сделал вывод, что заказчик часов не поскупился на крупные черные бриллианты – в нашей стране удовольствие безмерно дорогое.

На стенах висели картины с той же жуткой тематикой, что и в холле. Правда, сцен казней здесь не было. На полотнах Руса в основном были изображена тотальная резня оборотней, совершаемая здоровенными рыцарями в доспехах. Которая изредка перемежалась эпизодами загрызания ликанами рыцарей. Оно и понятно – мы, несомненно, победители форева, но иногда и нас кусали. Историческая правда, так сказать, в интерпретации художника, выполняющего заказ. Кстати, надо отметить, что в холле у Мангуста подобных кровожадных полотен не наблюдалось.

Промеж картин на стенах висело оружие. Огнестрельное – от кремневых ружей и пистолетов до современных коллекционных штуцеров, украшенных богатой отделкой. И холодное – сабли, палаши, топоры, шпаги…

Холодное вооружение вампиров меня заинтересовало больше. Приглядевшись, я понял, что клинки выполнены не из стали, а из того же металла, что и кинжал Папы Джумбо, который я так и не удосужился найти на месте нашей последней битвы с Мангустом. То есть из серебра. Причем большинство клинков были украшены как разнообразной гравировкой, так и следами, напоминавшими действие слабой кислоты. Хммм… А только ли кровь дымилась на клинке серебряного кинжала, когда я вырвал его из тела Мангуста? Или же это было следствие химической реакции серебра с кровью оборотня?

Мои размышления прервал скрип открываемой двери. Я перевел взгляд со стены на того, кто стоял на пороге кабинета, – и мои брови от удивления невольно поползли вверх по надбровным дугам.

На пороге, облаченный в камуфлу, с «Винторезом» за спиной стоял не кто иной, как Большой Грогги. Его «балаклава» была спущена вниз и свободно лежала на шее наподобие шарфа.

«Не, реально распустил Рус своих волкодавов, – ни к селу ни к городу подумал я. – Посторонний на территории, а они с открытой мордой шляются по объекту».

Брови Грогги сделали движение, аналогичное моим, после чего его рука шевельнулась по направлению к винтовке. Шевельнулась – и вернулась обратно. Видимо, боец сообразил, что ежели опасный противник квасит с непосредственным начальством, то расстрел врага на месте временно откладывается.

– Подойди, – кивнул Рус, и Грогги четко выполнил приказ, чуть ли не строевым отмерив расстояние от двери до столика с вином и бокалами.

– А теперь слей в бокал моего друга грамм пятьдесят крови, – скучно сказал Бельский, словно просил официанта повторить порцию «Хеннесси».

Грогги слегка перекосило.

– Командор, – пробормотал он, неуверенно засучивая левый рукав. – Но личный приказ великого Мехиаеля…

– Для тебя существуют только мои приказы! – неожиданно громко и неприятно прошипел Рус, резко подаваясь вперед в своем кресле. Резные подлокотники затрещали, и я увидел, как холеные пальцы Бельского сминают старинное дерево, которое в месте контакта с его внезапно удлинившимися ногтями пошло мелкими трещинами. А еще я увидел, как верхняя губа моего бывшего командира отделения, подрагивая, приподнялась, словно у дикого зверя, обнажая неестественно длинные и острые клыки.

Грогги вздрогнул и заторопился, обнажая предплечье. Но в замешательстве он оставался недолго. Его правая рука метнулась к плечу, на котором рукоятью вниз в дорогих заказных ножнах фирмы Sergeich был закреплен «Шайтан» – козырной вариант известного кинжала российских спецподразделений с наборной кожаной рукоятью. На клинке которого между лезвием и гардой мелькнуло знакомое клеймо – летучая мышь на фоне глобуса, виденное мною множество раз и о смысле которого я как-то до сей минуты не задумывался.

И пока я сопоставлял увиденное с недавними событиями, а проще говоря, тормозил, Грогги полоснул свою руку у запястья. В мой бокал упали тяжелые капли из рассеченной вены. А я, выпав из ступора, перехватил взгляд своего недавнего соперника по боям без правил. Н-да, не себя, явно не себя только что хотел полоснуть отточенным до бритвенной остроты лезвием Большой Грогги. Но не посмел ослушаться приказа. А если бы посмел, то вряд ли я что смог бы противопоставить по причине внезапно накрывшего меня экстренного торможения.