– Я? – переспросила Ольга. – Я добрая?

Она резко вскочила, оставив Ясмуда болтаться на качелях в одиночестве. Ее глаза блестели холодным сухим блеском.

– Это ты говоришь той, которая людей заживо сжигает и в землю закапывает?

Ясмуд уперся подошвами в землю, останавливая раскачивание.

– Больно тебе, – сказал он. – Потому другим боль причинить хочешь.

– За свои грехи перед ним отвечу. – Ольга посмотрела в небо. – Не простит, и не надо. Я свой выбор сделала.

– Вместе ответим, – сказал Ясмуд, становясь рядом.

– В чем же твоя вина?

– Последних сватов я заманил.

– То моя вина, – быстро возразила Ольга. – Я тебя обманула.

– Мне все равно, – так же торопливо произнес Ясмуд. – Куда ты, туда и я. Что тебе предназначено, то и я вынесу. Так получилось. Ты мне дороже всего на свете.

– Дороже отца небесного?

– Да, – подтвердил он. – Грех, знаю. Но это правда.

– Хочешь, я тебе тоже правду скажу? – спросила Ольга.

Он не ответил, просто выжидательно посмотрел ей в глаза. Она наклонилась, сорвала ромашку, покрутила в пальцах.

– Я сильно Игоря любила, – заговорила она так тихо, что голос ее сливался с гудением пчел. – Он первым у меня был. Я девчонка совсем, а тут князь. Полюбила его без памяти. Хотела зарезать себя, когда он другую завел.

Осторожно, словно боясь спугнуть ее, Ясмуд сглотнул. Ольга смотрела не на него, а на обращенные к ним спины гридней.

– Потом уже не так было, – продолжала она. – Половину души я Святику отдала, вот и любовь к Игорю усохла вполовину. Но память осталась. Память о любви. Она здесь. – Ольга ткнула себя пальцем в грудь. – Никак не пройдет. Точно уголек тлеет. Больно мне. И знаешь, когда это боль пройдет? Когда отомщу.

– Разве ж ты не отомстила еще? – спросил Ясмуд. – Ужель мало тебе сватов погубленных? Тех двадцать, этих тридцать три. Больше полусотни набралось. Если поставить перед собой в ряд…

Он только головой покачал, представив себе такое зрелище.

– Твоя правда, Ясмуд, – сказала Ольга, беря его за руки. – Хватит мести. Хватит в прошлое глядеть. Вот справлю тризну по Игорю, и будет. Забуду, что было.

– Тризну?

– Да, – кивнула она, отпуская его ладони. – Мал сам виноват, что я так с его людьми обошлась. Не нужно было меня сватать. Как бы я пошла за убийцу своего мужа?

– Нельзя тризну, княгиня, – сказал Ясмуд. – Ты же не поедешь к древлянам?

– А вот поеду, – заявила Ольга. – Сегодня же пошлю гонца, пусть готовятся. Сладкого меду выпью над могилой сокола моего, горькими слезами окроплю. Разве не таков обычай?

– Когда ты прибудешь, до них уже слухи дойдут – и про ладью, и про баню.

– Ничего. – Она беспечно отмахнулась.

– Как же ничего? – заволновался Ясмуд. – Ведь схватят тебя. Страшной смерти предадут.

– Пусть попробуют. В версте за мной войско пойдет. Малу донесут, он и отступится… А тризна будет. – Ольга подбоченилась. – Я так желаю. Поедешь со мной на могилу Игореву?

– Да уж одну не отпущу, княгиня.

– Тогда пойдем. Покажу что-то.

Сопровождаемые безмолвными гриднями, они поднялись из сада на сторожевую башню, откуда открывался широкий обзор на излучину Днепра. Все побережье было заполнено ладьями и челнами.

– Половина войска по водам поплывет, – показала Ольга. – Другая половина на конях поскачет. Так что ни один волос с моей головы не упадет. Ну? Как тебе моя затея, Ясмуд.

– Опасно, конечно, – рассудил он. – Однако Мал себе не враг. Не начнет войну против такой силищи.

– Вот видишь, как я все уладила. Доволен теперь?

– Не мое дело судить тебя, княгиня.

– А если я опять грех совершу? – спросила Ольга тихо.

– Опять? – насторожился Ясмуд. – Какой?

– А вот такой.

Став таким образом, чтобы никто не заметил, она протянула руку и тронула его там, где только супругам можно.

Охнув, он отпрянул.

В длинных серых глазах Ольги плясали бесы и бесенята.

– Ночью приходи ко мне, – шепнула она. – Придешь?

– Увидят, – предупредил он севшим голосом.

– Тут я должна опасаться, а не ты.

С этими словами она оставила Ясмуда одного.

Голова у него шла кругом, противоречивые мысли и чувства сталкивались и переплетались, борясь друг с другом. До темноты он бродил за городскими стенами, то спускаясь к Днепру, то снова карабкаясь на кручи. Его заветная мечта была близка к исполнению. Уже сегодня он мог овладеть Ольгой и дать выход страсти, сжигавшей его изнутри. Но сердце подсказывало Ясмуду, что тем самым он предаст свою любовь. Истинную любовь, которая всегда в ладу с совестью и не заставляет душу корежиться в пламени вины.

Ольга все еще любила Игоря и мстила за его смерть страшной местью. Отдав тело Ясмуду, душой она будет не с ним. Вот и получится у них не любовь, а сплошной блуд и срам. Христос предостерегал учеников от похотливых помыслов. Не он ли призывал лучше выцарапать себе глаза, чем с вожделением смотреть на чужую жену? А что делает Ясмуд? Как же после этого считать себя христианином? Нет, никто не вправе называть себя христианином, если не выполняет заповедей Христа. В таком случае хоть весь крестами обвешайся, а толку не будет.

«Не пойду к ней, не пойду, – твердил себе Ясмуд, шагая вверх по тропе. – У меня хватит сил. Еще недавно с Василисой спал, а теперь княгиню подавай? Нет, не бывать этому!»

Но решимость была скорее внешней. В глубине души Ясмуд понимал, совершенно точно знал, что поддастся искушению. Никто не удержит его от того, чтобы прокрасться в опочивальню Ольги нынче ночью. И уж, конечно, это будет не он сам. Потому что…

– Потому что я сам себе не хозяин, – прошептал Ясмуд, опускаясь на траву.

Далеко внизу темнел Днепр с островом, похожим на длинную зеленую рыбу. По течению плыли сплавляемые кем-то бревна. Глядя на них, Ясмуд подумал, что его жизнь такая же. Плывет неизвестно куда, неизвестно зачем, подхваченный течением. Не остановиться, не повернуть назад, не встать поперек. Неведомая сила тобой управляет. Но человек – не бревно! Он должен бороться!

– Господи, не оставляй меня, – забормотал Ясмуд, позабыв все молитвы, которым научил его странник по имени Павел. – Увидь меня: вот он я, перед тобою, и душа моя открыта настежь. Не милуй меня, не надо, не об этом прошу. А пусть будет твоя воля на всю мою жизнь. Будь моим хозяином, Господи. Не справляюсь я сам, слаб очень…

Он торопливо подбирал слова – возможно, неправильные и даже корявые, но они шли от сердца, и это главное. Ясмуд понимал это, чувствовал. В какой-то момент ему почудилось, будто незримый тугой и теплый луч уперся ему в лоб между бровями, словно читая мысли в голове. Бог удостоил Ясмуда своим вниманием и услышал его молитву.