Шрифт:
Интервал:
Закладка:
После долгих лет выслеживания Массона Уэйд получил, наконец, все, что хотел. «Мистер Массон, – торжествующе писал он, – прежде был рядовым Бенгальской артиллерии, его настоящая фамилия Льюис. Он привлек внимание генерал-майора Хардвика, тогда командовавшего этими войсками, и получил приказ заниматься его образцами фауны и описывать их. В момент дезертирства, а также при осаде Бхаратпура он служил рядовым в 3-м эскадроне 1-й бригады конной артиллерии под командованием капитана Хайда. Вскоре он и некто Поттер, из того же эскадрона, сбежали из Агры и отправились в Пенджаб. Поттер состоит ныне на службе у раджи Джаммы, Гулаба Сингха»[407].
Теперь, зная, кто такой Массон, Уэйд раздумывал, как с ним поступить. В донесении Джерарда имелись интригующие подробности. «Своим застенчивым поведением мистер Массон добился безопасности и уважения. Правитель Кабула не обращает на него внимания и всего раз высказал подозрения на предмет его намерений», – сообщал он Уэйду. Джерард высоко отзывался о Массоне и полагал, что Ост-Индской компании стоило бы принудить его шпионить в своих интересах. «Политическое положение афганского государства таково, что столь способный человек смог бы с пользой его обрисовать, – писал он. – Ничто так не ускорило бы весь процесс [продвижение британского влияния], как предварительное знакомство со страной благодаря такому человеку, как мистер Массон, чьи собственные занятия, ныне ограниченные бедностью, оказались бы в зависимости и в долгу перед источником, который поддержал бы его и посулил бы прощение вместо иных перспектив…»[408]. Продираясь сквозь все эти намеки, Уэйд плотоядно ухмылялся.
Ему был позарез нужен новый шпион в Кабуле. Неудачник Карамат-Али давно его раздражал. Массон вполне подошел бы вместо него. «Долгое пребывание в Афганистане не только дало ему полное представление о географии и о статистике страны; проживая там, как коренной житель, и водя близкие знакомства с местными, он имеет возможность наблюдать то, чего не могли наблюдать прежде европейские путешественники. Он побывал в различных местах Афганистана, которых они никогда не видели. Они следовали проверенными путями и пользовались гостеприимством вождей, он же проникает в самые укромные уголки»[409].
Уэйд медленно плел свою паутину.
В начале 1834 года он прислал Массону сладкое письмо, в котором никак не намекал на то, что посвящен в его тайну. «Ваши блестящие открытия, – писал он, – представляют огромный интерес для литературного и научного мира… Мне доставит истинное удовольствие, если вы каким-то образом воспользуетесь моими услугами. Если у вас возникнет потребность в средствах, то, надеюсь, вы сообщите мне об этом, веря в искренность, без которой невозможна моя служба»[410].
Еще через несколько дней Уэйд написал в Калькутту, в Ост-Индскую компанию, о своем плане. «Дезертирство – преступление, сурово караемое нашим правительством и не предполагающее помилования, – писал он. – Но если суровость наших законов не позволяет Его Светлости проявить милосердие, я все же надеюсь, что мне простят мою переписку с Массоном… Его замечания и собранные им сведения о властях и богатствах страны, представляющей насущный интерес для британского правительства, не могут быть обойдены вниманием». Что касается щекотливости использования услуг разыскиваемого дезертира, то «обстоятельства, при которых мистер Массон изменил фамилию, могут в некоторой степени смягчить неудобства от признания его в его нынешнем положении»[411].
Получив первое письмо Уэйда, за которым последовали новые, с каждым разом все более елейные, Массон насторожился: что-то он недоговаривает. Джерард уже рассказывал ему об Уэйде. «Он – тонкий политик, – писал он Массону, – готовый следовать чужим предложениям и продолжать чужие шаги, о целях которых он раньше ничего не знал… Ему мало дела для изысканий, вроде ваших, разве что ими можно будет воспользоваться в целях соперничества»[412]. «Но так как у меня нет оснований сомневаться в искренности его уверений, я ответил ему в соответствующем тоне, – писал Массон Поттинджеру. – Не знаю, что выйдет из моей переписки с капитаном Уэйдом, и выйдет ли что-нибудь вообще, но я счел правильным учесть ее особенности и конфиденциально о ней поведать – если здесь нужна конфиденциальность»[413].
Донесение Уэйда о Массоне недоуменно изучал в Калькутте Уильям Макнахтен, секретарь правительства Индии. Макнахтен взирал на мир по-своему, не мигая. «Он говорит по-персидски более бегло, чем по-английски, по-арабски более бегло, чем по-персидски, а для простой беседы предпочитает санскрит»[414]. В отличие от алчного трудяги Уэйда, Макнахтен был холодным бюрократом, сухим и безжалостным, как пустыня Кача. За пару недель до этого он с удивлением внимал в Азиатском обществе на Парк-стрит полученным из Кабула запискам Массона. Теперь он был немало удивлен тому, что услышал о Чарльзе Массоне снова. Макнахтен не любил удивляться. По его мнению, из Массона получился бы превосходный шпион, но, в отличие от Уэйда, он не был склонен вовлекать его в это занятие шантажом – по крайней мере, до поры до времени. «В данный момент нет необходимости в том, чтобы правительство признало мистера Массона, – написал он. – Чтобы добиться от него ревностной службы, вам будет, вероятно, достаточно поощрять его поддерживать связь»[415].
Но у Уэйда были другие намерения.
В начале 1835 года, в один из первых по-настоящему весенних деньков, Массон находился в загородном доме Джабар-Хана, стоявшем в излучине реки Кабул, в нескольких милях от столицы, когда ему принесли сразу несколько писем от Уэйда. С этого момента жизнь Массона изменилась навсегда.
«По моей рекомендации правительство пожелало назначить вас нашим агентом в Кабуле для передачи сведений о положении дел в тех краях», – писал Уэйд[416]. Борясь с головокружением, Массон читал дальше. Уэйд полностью сбросил маску. Он советовал Массону «подтвердить стремление вернуть себе ее [Ост-Индской компании] благосклонность и положение в обществе, которое вы, к несчастью, утратили». «Если вы продолжите усилия служить правительству и оправдывать возложенные на вас надежды», то, как можно было понять, появлялась надежда на помилование. «Совершенное вами преступление с военной точки зрения, без сомнения, относится к числу тягчайших, но я надеюсь, что будет найдена возможность смягчить ответственность за него»[417]. Старайся, подсказывал Уэйд своему новому шпиону, потому что от этого зависит твоя жизнь.
Что, если отказаться? Но напоминания о последствиях были излишни. За прошедшие годы он не забыл положения устава: «Любой, кто дезертирует со службы названной компании, как на территориях, находящихся под ее управлением, так