Выходило, что взаимодействие корпусами в первую неделю наступления зависело не столько от воли командарма-1, сколько от инициативы командиров корпусов. С другой стороны, П.К. Ренненкампф был убежден, что немцы встретят его именно на рубеже реки Ангерап. Следовательно, он получал некоторое время для того, чтобы лично навести порядок в тылу своей армии. То есть армейский штаб был вынужден задержаться в тылу, дабы наладить руководство не только подходившими войсками, но и тыловыми службами. А потому, так как немцы сами пошли вперед, рассчитывая на встречное сражение, исход первых боев ставился в зависимость от довоенной выучки войск и инициативы низших штабов – корпусных и дивизионных. Именно поэтому корпусная артиллерия не всегда успевала помочь своей пехоте, а подчинявшаяся напрямую командарму конница не организовывала преследования. Тем самым нерешительный исход первых столкновений стал характерным явлением начала Первой мировой войны на Восточном (Русском) фронте.

Уже на следующий день после боя у Сталлупенена Ренненкапмпф понял, что основные силы германской 8-й армии, скорее всего, сосредоточены против него. Выполняя директиву командования, предписывавшую отрезать неприятеля от Кенигсберга, войска русской 1-й армии двинулись на северо-запад-запад. В авангарде шла конница, чьей задачей была, прежде всего, разведка. Однако кавалерийские начальники справиться со своей задачей не сумели, и генерал Ренненкампф вплоть до Гумбинненского сражения не получил сведений о противнике.

Но и более того: конница 1-й армии вообще оказалась «выключенной» из общеармейской операции. Так, 6 августа Г. Хан Нахичеванский позволил втянуть свою конницу в пеший бой у местечек Краупишки – Каушен, отказавшись тем самым от маневрирования. 70 спешенных эскадронов при 8 батареях (42 орудия) безуспешно пытались взять штурмом обороняемые германской пехотой деревни: противник имел всего лишь 6 батальонов при двух батареях. Что значит кажущаяся значительной цифра – 70 спешенных эскадронов, при том, что в составе эскадрона насчитывается 144 солдата и 5 офицеров? При спешивании каждый третий солдат является коноводом – то есть отходит в тыл, отвечая за трех лошадей. Иными словами, с русской стороны в этом бою участвовало около 7 тыс. спешенных кавалеристов против примерно 6 тыс. немецких пехотинцев (численность батальона – около тысячи штыков). То есть – общее превосходство минимальное. Но на деле еще треть сил была выделена в резерв и участия в атаках не приняла.

Атаки импровизированной русской пехоты надлежащего успеха не принесли. Только конная атака эскадрона Лейб-гвардии Конного полка под командованием ротмистра П.Н. Врангеля (убыли все офицеры эскадрона, кроме самого Врангеля, под которым в упор картечью была убита лошадь, и 20 солдат; германских артиллеристов перебили полностью) на немецкую артиллерию внесла перелом в разраставшуюся стычку. Противник отступил за реку Инстер. Организация сражения была самой бестолковой: 4 русские кавалерийские дивизии атаковали неприятельскую пехоту в трех плотных колоннах на фронте всего в 6 верст. Тем не менее противник продержался: «Несмотря на полное господство нашего артиллерийского огня, лобовое наступление нашей спешенной конницы, не превышавшей силами 4 германских пехотных батальонов, против 6 таковых, сопровождалось большими потерями, вследствие полуторного превосходства в силах стойкой немецкой пехоты»[71].

Понеся значительные потери в офицерском и солдатском составе (48 офицеров, 329 солдат и 369 лошадей), Хан Нахичеванский решил дать своим войскам отдохнуть весь следующий день, как раз тогда, когда основные силы 1-й армии участвовали в Гумбинненском сражении. Уже вечером Хан знал, что участвовать в общем бою с противником на следующий день он не собирается. В качестве причины для оправдания бездействия выдвигалась нехватка артиллерийских снарядов.

В результате открытый правый фланг 1-й армии оказался без прикрытия, что едва-едва не позволило немцам вырвать победу в сражении под Гумбинненом. Участник войны справедливо пишет: «В то время как 20-й корпус вел неравный бой с немцами, а конница их производила панику в тылу русских, конная группа Хана Нахичеванского спокойно оставалась в бездействии и устраивала “дневку”… Выполнение поставленных коннице задач было явно преступным. Нельзя было, на месте командующего конной группой, не понимать необходимости действий на тыл противника, с тем, чтобы своими разрушениями в тылу немцев поставить их в тяжелое положение. Ведь действия 80 эскадронов с 42 орудиями в тылу противника, в связи с операциями своей армии с фронта, могли бы повлечь разгром немцев на всем операционном направлении»[72].

Одна даже только угроза со стороны русской кавалерии вполне могла ослабить германский удар по правому флангу 1-й русской армии. Вспомним, что по итогам Бородинского сражения 1812 г. русский главнокомандующий М.И. Кутузов остался весьма недоволен действиями конницы М.И. Платова и Ф.А. Уварова, не решившихся ударить французам в тыл. Однако нависание русской конной массы над французским левым флангом в Бородинском сражении явилось одной из причин того, что Наполеон не решился бросить в бой свою гвардию и тем самым одержать полную победу.

Спустя сто лет русские кавалерийские начальники не просто не решаются атаковать противника, чтобы оказать помощь своей пехоте, но вообще остаются вне сражения, в котором русские понесут потери в 17 тыс. чел. Это при том, что 4 кавалерийские дивизии в бою у Каушена потеряли не более 500 чел. Таким образом, уже в первом же сражении русские кавалеристы убедились, что даже не перволинейные германские пехотные части будут являться серьезным противником и при превосходстве русских в числе и маневре. Б.М. Шапошников, сравнивая действия русской кавалерии на Северо-Западном и Юго-Западном фронтах, пишет: «Удар русской конницы по чувствительному месту австрийских армий или энергично веденное преследование давали всегда богатые результаты в трофеях среди сравнительно быстро поддающейся разложению австрийской пехоты, к тому же зачастую оставляемой без поддержки артиллерией, уходившей всегда заблаговременно в тыл. Но, даже вынужденная к отступлению, немецкая пехота никогда не приходила в расстройство, не давая здесь русской коннице пожать плоды победы»[73].

Вдобавок ко всему, конница Хана не сумела переправиться через Инстер вслед за отступившими немцами. Такой маневр (переправа через Инстер) давал русским кавалеристам возможность выйти в тыл главной германской группировки, к этому времени уже разворачивавшейся против 1-й русской армии. Таким образом, германская 2-я ландверная бригада, противостоявшая коннице Хана Нахичеванского, сумела не только надежно прикрыть правый фланг и тыл своей армии, но и притянуть к себе всю массу русской кавалерии. Этим немцы не дали русской коннице возможности участвовать в сражении главных сил, состоявшемся на следующий день. И более того – вечером кавалеристы немного отошли назад и открыли противнику дорогу для охвата правого фланга 1-й русской армии.