Всего, по признанию начальника дивизии, его войска потеряли 63 офицера, 6842 солдата и 12 пулеметов – 46 % исходного состава. А 105-й пехотный Оренбургский полк, в том числе, потерял 31 офицера, 2959 солдат и 8 пулеметов. 27-я пехотная дивизия оказалась в ситуации оголенного фланга, ибо следующая за ней 40-я пехотная дивизия Н.Н. Короткевича из состава 4-го армейского корпуса была придержана на марше мелкими немецкими авангардами. Фланг невольно обнажился, и немцы ударили туда, остановив продвижение русских. В свою очередь, немцы под Сталлупененом потеряли около 1,5 тыс. чел.

Устойчивость пехоты в оборонительном бою, при должной поддержке артиллерии, оказалась столь высока, что фронтальные удары по Сталлупенену не могли дать результата, даже при превосходстве русской стороны в численности. Лишь обходное движение 29-й пехотной дивизии А.Н. Розеншильд-Паулина вынудило германцев отступить к Гумбиннену. Именно войскам 29-й дивизии принадлежат первые трофеи в Первой мировой войне на Восточном фронте – 8 орудий. Уже в сентябре начдив-29 писал домой: «Скажу смело, что вся главная работа в 20-м корпусе, а может быть и во всей 1-й армии, легла на мою дивизию. Но наш Ренне не в ладах с командиром корпуса, и потому все осталось неоцененным»[68].

После боя под Сталлупененом германцы поспешили отойти, так как вся 8-я армия еще не успела сосредоточиться в данном районе. Сосредоточение немцев несколько запаздывало по сравнению с той инициативой, что была проявлена комкором-1, вступившим в сражение у Сталлупенена. Этот бой дал Притвицу сведения о начале русского наступления, и германский командарм-8 приказал 1-му армейскому корпусу отойти немного назад к Гумбиннену, куда подтягивалась вся 8-я армия. Главным же для русской стороны выигрышем оказалась переоценка германским командованием качества своих войск. С одной стороны, действительно, в бою у Сталлупенена немцы ввели в дело 16,5 батальонов при 116 орудиях, в то время как русские – 42 батальона при 152 орудиях. И при этом русские потеряли в 4,5 раза больше людей. Ненадлежащая организация Сталлупененского боя с русской стороны, позволила М. фон Притвицу сделать неверные выводы.

В какой-то мере бои у Сталлупенена 4 августа и затем у Гумбиннена 7 августа явились для германского командования случайными, незапланированными. С одной стороны, директива Верховного командования требовала встретить русских на границе и отразить их, с другой – немцами предполагалось, что русские будут иметь значительный перевес в силах, а потому командарм-8 не был жестко скован необходимостью решающего сражения на границе. Просто предвоенные шлиффеновские наработки предполагали разгром русских армий вторжения поодиночке. Следовательно, чем раньше немцы успевали разбить одну русскую армию, тем у них больше оставалось шансов на успешные действия против второй русской армии. Таким образом, германское командование было обречено на сражение на государственной границе, дабы русская Наревская армия не успела выйти на немецкие коммуникации. Ведь это, в сочетании с упорной обороной русской Неманской армии, могло привести немцев к поражению и уничтожению главных сил еще до линии Вислы, которую следовало удерживать вплоть до победы во Франции.

Но все же Притвиц не торопился навязать сражение сразу же по пересечении русскими границы. Учитывая, что русские наверняка будут иметь превосходство в силах, германское командование рассчитывало встретить неприятеля на укрепленном рубеже реки Ангерап. Понимая, что русские армии вторжения наверняка будут иметь численное превосходство, немцы рассчитывали измотать русских на укрепленных рубежах, для чего по обоим берегам реки строились легкие полевые укрепления. Ясно, что этим укреплениям еще очень и очень далеко было до тех фортификационных шедевров строительного искусства, что будут возведены в период позиционной войны. Однако, так или иначе, как известно, лучшее средство борьбы с окопами – артиллерия.

Но и здесь для русской стороны ситуация представлялась неважной: в русских артиллерийских батареях ¾ боеприпасов составляли шрапнели (против живой силы противника в открытом поле) и лишь ¼ – гранаты, собственно и предназначенные для разрушения каких-либо построек и фортификационных сооружений. Более того, в русской 1-й армии была и тяжелая артиллерия – аж целых 4 орудия. Это – против 16 германских тяжелых орудий в каждом корпусе и подавляющем превосходстве немцев в легких гаубицах. Так что расчеты германского командования на ведение борьбы на заблаговременно укрепленных позициях базировались отнюдь не на голом месте.

Однако первое крупное сражение Первой мировой войны на Восточном фронте произошло впереди укрепленной линии. Дилемма, вставшая перед генералом Притвицем (ждать русских или встретить их на самой границе), разрешилась частным почином. Командир 1-го армейского корпуса (состоявшего как раз из уроженцев Пруссии) Г. фон Франсуа возомнил себя «как бы особенно призванным защищать Восточную Пруссию», и своими наступательными действиями притянул всю 8-ю армию к боям на государственной границе[69].

В итоге Притвицу пришлось срочно менять планы сражения, так как теперь пришлось драться впереди линии Мазурских озер, а не на заблаговременно укрепленной линии реки Ангерап. Именно здесь, где фланги 8-й армии прикрывались Летценским укрепленным районом (с юга) и крепостью Кенигсберг (с севера), германцы имели наибольшие шансы предотвратить русское вторжение со стороны Немана. Сначала русских следовало остановить на укрепленной линии, не опасаясь за свои фланги, а потом уже опрокинуть контрударом. Наступательный почин генерала Франсуа спутал эти планы. Корпус Франсуа будет дважды разбит в этих боях, и реабилитироваться незадачливому генералу удалось лишь в операции против 2-й русской армии, где 1-й армейский корпус сыграл главную роль в поражении неприятеля. Сам же рубеж реки Ангерап после Гумбинненского сражения будет преодолен русскими без боя.

Правда, и русская военная машина в первые дни также имела массу недостатков. В то время, как заблаговременно сосредоточившиеся у границы германские войска смогли наладить штабную работу, связь и полевое взаимодействие войск, на русской стороне все это находилось в полухаотичном состоянии. Спешка в сроках наступления и незавершенность сосредоточения привели к тому, что русское руководство налаживало все необходимые связи внутри армий уже в ходе начавшейся операции. Организация тыла тоже резко отставала от нужд частей. Это сказалось сразу же после первых сражений на границе.

Задача организации работы тыла вынудила штаб 1-й армии отстать от своих войск, уже продвигавшихся по Восточной Пруссии. Необходимость исполнения союзных обязательств вынуждала русское командование жертвовать тылами, так как все войска требовались впереди, для решительного боя, который должен был оттянуть на Восток часть германских сил из Франции. В начале войны «в первую голову немцы перебрасывали в район развертывания этапные хлебопекарни и личный состав для этапных транспортов, чтобы войска прибывали на уже оборудованную в тыловом отношении территорию»[70], в то время как русские бросали вперед войска. Если для соединений 1-й армии продовольствование людей не представляло особенной трудности, так как местных средств (трофеев) хватало, то для 2-й армии, наступавшей в лесистой местности, эта проблема станет одной из причин слабости сопротивления войск после окружения центральных корпусов под Танненбергом.