— Зачем?

— Вот и я говорю — странно. Ну а дальше он уже сообразил, что пьяные Софья и Гулявкин не свидетели, значит, можно всю историю по-своему рассказать, все на них спихнуть. Тем паче что мамаша ему все уши прожужжала, что Витю Соня на стороне нагуляла.

— Понятно. Мальчишка не внук, а Кащеев сын родной, вот она и кинулась его защищать. Жалобу накатала.

— Может, поэтому, а может, еще как-то. Я не точно пока все представляю, понимаете? И не так уж уверена, что это все кащеевских рук дело.

Откинувшись на спинку кресла, Пахомов пристукнул ладонью по столу:

— Лыко да мочало, начинай сначала?

Но Арина, почти задыхаясь, продолжала:

— Гулявкин этот, ну который сидит, странную фразу сказал: я, говорит, в уголке прикорнул, Сонькин муж меня по голове шандарахнул, я смерть свою увидел. Я спрашиваю, с косой? Он — не знаю, не помню, может, и с косой, я ж отключился, еще малец вроде заорал.

— Там, по-твоему, еще и старуха была?

— Не знаю. Она ведь жалобу пошла писать не сразу. А после того как я в тот дом полезла. Так что один вопрос, кто мальчика отталкивал, а второй вопрос — кто его в печку совал.

— Не вяжется что-то. Дом, как Гулявкина посадили, так пустой и стоит? Почему же Кащеев давно туда не наведался, не забрал то, что его может уличить?

— А если там что-то, что не заберешь? Или даже…

— Что — даже?

— Не знаю, Пал Шайдарович. Что-то не так. Когда он меня в том доме подстерег, он не что-то искать или уничтожать туда пришел, он за мной пришел. Но полноценный обыск делать, конечно, надо.

Лежавший перед Ариной телефон заиграл «Наша служба и опасна и трудна», что означало — звонок рабочий.

— Простите, Пал Шайдарович, надо ответить.

Тот кивнул.

Увидев на дисплее «Борис Ефимыч», Арина тут же переключила аппарат на громкую связь. Что бы ни собирался сообщить кащеевский участковый, пусть Пахомов послушает, чтобы после не пересказывать.

— Арина Марковна? — по кабинету раскатился басок кащеевского участкового.

— Я, Борис Ефимыч. Случилось что?

— Да не особенно. Ты просила за домом брошенным присмотреть. Подожгли его нынче ночью.

— Как — подожгли? — ахнула Арина.

— Да не пугайся, я ж твою просьбу своим, как бы это, тимуровцам передал. Контингент, конечно, тот еще, но глазастые. Так что пожарных мигом вызвали, там толком ничего обгореть и не успело. Я у коллег попросил пару ребят, чтоб посторожили, но это ненадолго. Так что, ежели вам в этом доме что-то надобно, приезжайте с криминалистами, пока эту халупу и впрямь не спалили.

— А кто, Борис Ефимыч? Бомжи набедокурили?

— Вряд ли. Ты ж эту халупу видела? Бомжи туда не суются, в подвалах теплее. Да и бомжей у меня на участке раз, два и обчелся, тут же частный сектор в основном, им негде, и знаю я их всех. А кто поджег, это уж тебе разбираться.

— Это именно поджог был?

— Ну а как еще? Электричества там нет, с чего бы ему гореть, когда еще лед кругом? И загорелось снаружи. Ну и в сенях чуток.

— Спасибо, Борис Ефимыч! Я мигом.

— Лишнего не суетись, — усмехнулся ей вслед Пахомов. — Пусть пожарные дознаватели поработают.

* * *

— И представляешь, они мне говорят, что генетика так быстро не делается! — Арина так экспрессивно взмахнула руками, что пошатнулась, поскользнувшись на скрытой проталиной наледи.

— Зачем тебе генетика? — удивился Денис, подхватывая ее под локоть. — Какая разница, отец этот Кащеев или не отец?

— Да не отцовство! Отцовство-то быстрее, там меньше локусов проверяют. Или еще что-то в этом роде. Но мне-то надо двух близких родственников различить.

— Этого, к которому мы идем, и его мать?

— А ты откуда знаешь?

— В интернете прочитал, — засмеялся Денис. — Откуда, откуда. Поискал в старых базах, Кащеев — это все-таки не Иванов. А он еще и Серафим Федорович. Прикинул по возрасту — вуаля, двадцать пять лет назад рекомый Кащеев жил в двух кварталах от своего нынешнего дома, причем с дамой как раз подходящей ему в мамочки. Да не смотри на меня так, словно я австралийский шпион! Хотелось понять, в какой семейке такое могло вырасти. Но скорее так, на всякий случай. Значит, дом Зинаида Серафимовна не по причине сдвига в мозгах подожгла?

Арина покачала головой:

— На внутренней стороне печного устья нашлись биологические следы. На другой поверхности отпечаток ребра ладони остался бы, а там кирпичный скол, какие уж отпечатки. Но тот, кто мальчика в печку совал, немного собственной кожи там оставил. Можно было полной-то генетикой не заморачиваться: близкие родственники, пол женский, все ясно. Но хочется, чтобы в суде комар носа не подточил, чтоб никакой адвокат не подкопался.

— Кто ж их защищать-то будет, уродов таких?

— Кто-нибудь да будет. Даже у Чикатило был адвокат.

— Знаешь, я одного не понимаю. Дом Зинаида Серафимовна кинулась поджигать, потому что ты ее напугала своим замечанием насчет новых обстоятельств, испугалась она, что там какие-то следы остались. Но почему сразу пожар? Почему она эту печку просто по камешку не разнесла? Или не выкрасила какой-нибудь гадостью? Причем давным-давно.

— Во-первых, всполошилась она только сейчас. Во-вторых, она же не знала, где и какие следы могли остаться. Обливать все сверху донизу хлоркой? Долго и хлопотно. Кстати, может, она про и не знала, что хлорка биологические следы, в смысле ДНК разрушает. Ну и вообще. Огонь — дело быстрое и надежное. Хотя от поджога следов остается тоже немало. Но это ей опять же в голову не пришло. Когда мы с пожарным дознавателем к ней пришли, она нас с лестницы не спустила только потому что дом одноэтажный у нее. А дознаватель газоанализатором тык в куртку, что в сенях висела — ах! От нее бензином разит, мама не горюй! Даже не подумала, что неплохо бы вещички-то выбросить. Образования не хватило тетке.

— Их обоих посадят?

— Без вариантов. Убийство-то случайное вышло. Без умысла то есть. Это да. Но тяжкие телесные и оставление в критической ситуации — это железобетонно. Ну а то, что противоправные действия совершены по отношению к подопечному, то есть малолетнему и зависимому, это отягчающие, без сомнения.

— Зависимому? А с Соней-то теперь что будет? Ну когда и супруга ее досточтимого, и свекровь посадят.

— Что-нибудь да будет. Другие-то как-то выживают. Крыша над головой у нее останется, не пропадет. Уборщицы и санитарки всегда требуются. Ах да, у нее же квартира собственная где-то есть, от тетки досталась, Кащеев на программе говорил, что пришлось других наследников отгонять. Продаст квартиру или жильцов пустит. Проживет.

Дом все так же сиял чисто промытыми стеклами. «Чисто терем», как сказала соседка.