Притулившийся в углу подоконника электрический чайник загадочно поблескивал выпуклым стеклянным боком — точно дракон из-за шторы гигантским глазом подмигивал.

Свет Арина не включала. Темнота обостряла не только слух, но и те органы чувств, которых человеку вроде бы не полагается — вдруг удастся уловить в знакомой до малейшего шелеста записи что-то новое, важное, ключевое.

Перед «сделал бы» говоривший на мгновение запнулся, точно у него осекся голос. Эх, Александр Михайлович, Александр Михайлович! Любимый учитель, профессор Морозов, легендарный сыщик Халыч… э-эх!

За последние — господи, уже почти полгода! — Арина выучила запись наизусть. Лучше, тверже, надежнее, чем наизусть. Она помнила не то что каждое слово — каждую интонацию, каждый вздох, каждую паузу. И все-таки слушала. Не слова, а те самые вдохи, паузы, запинки. Как будто именно в них можно было отыскать ключ…

Хотя — откуда бы?

Очень трудно искать черную кошку в темной комнате. Особенно если ее там нет.

Не то чтобы Арина не верила в интуицию. Сама же полезла в деле Кащеева копаться лишь потому, что физиономия его не понравилась. И ведь правильно не понравилась! Так что сыщицкое чутье — да, существует. Но… вот именно здесь и именно сейчас? Может, Егор Шубин к моменту унесшего его жизнь выстрела уже утратил ясность мысли и общность этих дел ему лишь почудилась?

Может, не стоит заморачиваться? Но разве можно отмахнуться от последней перед скоропостижным отъездом просьбы Халыча? Даже если хваленое чутье покойного Шубина в данном случае и дало осечку, надо хотя бы попытаться понять — почему именно так он свой паззл складывал, какая-такая общность ему почудилась в этих столь разных делах?

Или все-таки — нет, не почудилась?

Может, черная кошка в темной комнате все-таки есть?

— Кто подозревал?

Арина едва не подпрыгнула, ошарашенно уставившись на неслышно возникшую в кабинете фигуру в черной кожанке и черных же джинсах и стремительно закрывая звуковой файл.

— Ты… откуда?

Денис, усмехнувшись, пожал плечом:

— С улицы.

— Сюда как попал? Там охрана что, вообще мышей не ловит? Почему тебя вот так пропустили? — возмутилась Арина. Возмутилась не потому что не рада была его видеть — на саму себя сердилась. Во-первых, за колонки вместо наушников — ладно бы еще дома, но ведь кто угодно мог зайти и услышать! Во-вторых, из-за собственной реакции: что еще за вздрагивания? Тоже еще нашлась нежная ромашка, хрупкий цветочек! Нежных ромашек Арина искренне презирала.

Денис примирительно улыбнулся:

— Они не виноваты. Я спросил, где найти следователя Вершину а эм. Сказал, что вызвали для беседы.

— Вызвали, значит? И повестку у тебя не спросили? И мне в кабинет не позвонили?

— Я сказал, что повестку забыл, паспорт предъявил, конечно. А что? — взгляд его лучился невинностью. — Думал, ты обрадуешься.

— Я обрадовалась, — сурово сообщила Арина. — Позвонить никак нельзя было?

— Скучно… — он смешно сморщил нос. — Если б не пустили, позвонил бы.

Да уж. Какая скука может быть рядом с человеком, у которого посреди комнаты висит гамак — на случай, если вдруг захочется поразмышлять о судьбах мира? Ну ладно, не посреди, скорее в углу, но гамак же! Много вы видели квартир с гамаками? Вот то-то же! И ведь не эпатажа ради этот гамак там висел, вот в чем штука-то. Ради удобства. Или мотоцикл этот неизменный. Денис как будто не мог быть никем, кроме как мотоциклистом. Да, у него была машина — старенькая, но очень шустрая «нива». Но мотоцикл — это же не средство передвижения, это совсем про другое.

Например, про то, как отважный рыцарь мчится спасать попавшую в беду беспомощную деву. Чувствовать себя спасаемой и спасенной оказалось неожиданно приятно. Независимость и прочая самодостаточность — дело хорошее. Но и надежная мужская рука, готовая поддержать — есть в этом что-то успокаивающее.

Мужская рука, о да. Главное — надежная… В голове заворочалось непрошенное воспоминание — тяжелое, как притаившийся под корягой сом. Темный, тяжелый, скользкий. Сом растянул в ухмылке толстые, похожие на гигантских червяков губы и прошипел издевательски: «Крас-савец мущ-щина! Помниш-шь?» Обаятельный помощник адвоката с красивым именем Эрик тоже протягивал эту самую «руку». Тьфу, пакость какая!

Арина поспешно затолкала сома обратно под корягу. Ну да, противно чувствовать себя дурой. Но что ж теперь, в корыстности всех подряд подозревать? И мельком подумала: хорошо, что в кабинете уже темно, Денис мою физиономию как открытую книгу читает, а сейчас на ней отражаются совсем не те мысли, которые стоило бы читать.

Как будто отвечая на эти самые мысли, он негромко спросил:

— Свет-то можно зажечь? Или ты специально в темноте сидишь?

— Да с делом одним никак разобраться не могу, — Арина досадливо мотнула головой. — И дела-то никакого нет, официально то есть. А загадка есть. Такой клубок, что голову уже всю сломала. Непонятно, с какой стороны вообще к этой каше подходить, — про Роберта Моисеевича с его машиной и охранником она говорить не стала.

— Я, конечно, в этих твоих головоломках не спец, но вполне могу побыть Ватсоном. Таким, знаешь, туповатым собеседником, который выслушивает проницательного сыщика и подает глупые реплики, от которых эта самая проницательность расцветает все более пышным цветом.

— Звучит заманчиво, — задумчиво протянула Арина. — Только вот уголовно-процессуальный кодекс предусматривает следователя, оперативников, экспертов — и все. Ну гражданских консультантов, случается, привлекают. Музыковедов, музейных работников, аквалангистов даже. Но — никаких Ватсонов.

— То есть ты сомневаешься, позволительно ли вводить в курс дела постороннего, так? — похоже, Денису даже в голову не пришло обидеться на ее скрытность.

— Ну вообще-то… — Арина нахмурилась было, но вдруг хлопнула себя по лбу. — Какая же я тупица! Ведь действительно… сомневалась. Не потому что тебе не доверяю, а…