правда, мальчик. А темная фигура совершенно очевидно женская.

О-о-ох…

Совсем ослабнув, сажусь на стул, а венчик с глухим стуком падает на пол.

Блин… Вот и поели оладушек. Руки теперь трясутся, а рядом скачет перепуганная Ляйсан.

— Мамоська, ты чего? Головка болит?

Сердце… Перепугались, дура.

Входная дверь хлопает, и в доме звучит возмущённый детский голос.

— Тут чужие ботинки!

Ого, заметил. Глазастый парень.

Ляйсан подбирается ко мне поближе. И только ее ручка находит мою, в кухне появляется мальчик лет десяти.

— А вы кто такие⁈ — грозно хмурит бровки, отчего между ними залегает морщинка.

Выглядит забавно. И почему-то мне вдруг думается, что у него очень красивые родители. Ну или кто-то из них. Прямо чувствуется порода.

— Мы здесь буем убирать. Меня кстати, Ясм… Ярослава зовут, а это моя дочка, — прижимаю Ляйсан ближе.

— Мы лозы посадим, — застенчиво шепчет малышка.

— Лозы? Зачем?

— Розы, — прихожу на помощь. — Ляля не выговаривает букву «р».

Серые глаза мальчика ещё больше округляются.

— Но это же просто! Вот: р-р-р! — рычит, как тигр.

Ляйсан восхищённо огокает. Парнишке это явно по душе. Но тут появляется четвертый участник — скорее всего, бабушка. Седые волосы уложены в модную прическу, доброе круглое лицо и неожиданно высокий рост.

— Вы уже приехали! — расплывается в улыбке. — Здравствуйте. Я Анастасия Юрьевна. Петр Владимирович о вас предупреждал. Как устроились?

В носу почему-то начинает щипать. После всего пережитого встретить по-настоящему участливых людей — это… это настоящий бальзам на душу!

— Все прекрасно, — заверяю с чувством. — Такой замечательный дом…

— И лисунки класивые… — вздыхает Ляйсан.

Мальчик фыркает, но на его щеках проступают милые ямочки. Он доволен незатейливой похвалой.

— П-ф-ф, ракета! Ты бы видела, какую я нарисовал собаку… Только она дома, — добавляет с сожалением.

Ляйсан грустно вздыхает, бабушка снисходительно посматривает на детей, а я, чтобы разбавить печальный момент, предлагаю вкусное решение:

— Кто хочет оладий? Они у меня хорошо получаются.

Тоска позабыта. На меня смотрят две пары голодных глазенок.

— Я люблю оладьи. У тети Насти они очень вкусно получаются!

А-а-а, значит, это няня, а не бабушка. Впрочем, все равно. И я возвращаюсь к готовке. К концу часа дети сыты, довольны и вовсю болтают друг с другом. Адам — так зовут мальчика — рассказывает, что он теперь учится в новой школе, там хорошая учительница и ребята ничего, но с двумя он успел подраться.

Ляйсан слушает, иногда комментирует, но видно, что, несмотря на разницу в возрасте, дети поладили. Мы же с Анастасией Юрьевной тоже зацепились языками. Женщина объясняет, как и с чего лучше начать. Поколебавшись, предлагает помощь, но я отказываюсь. Раньше на мне держался весь родительский дом, не переломлюсь и сейчас.

Спустя некоторое время няня с Адамом уходят. А мы с Ляйсан отправляемся на отдых. И спим очень даже прекрасно.

* * *

Арсен

Третья неделя поисков. Мечусь как в задницу ужаленный, рою везде, где только могу, но больше всего — в Новосибирске. Ясмина все-таки засветилась на одной из заправок. Зарецкий уверен, девка сбежала именно туда. Я тоже так думаю. Хрен его знает, может, это чутье.

Или глюки от недосыпа.

Бросаю в рот таблетку и запиваю водой. Голова просто раскалывается. Не могу согнать злость ни в спортзале, ни в постели. Девки из-под меня еле выползают, а вчера вообще пришел отказ. Типа заняты… Да ни хрена подобного!

Со стуком ставлю бокал на стол. Где там прислуга с этим чертовым бульоном? Мне нужно что-то пожрать!

Но как только собираюсь вызвериться на идиотку-горничную, дверь открывается и заходит мать. В ее руках поднос с тарелками.

— Твой ужин, — ставит на стол.

Уже пару дней я после работы заглядываю к родителям. Зачем? Сам не знаю. В собственном доме слишком пусто. А тут я хотя бы могу рассчитывать на ворчание отца и ледяное равнодушие матери. Она никогда не была слишком ласкова, а сейчас вовсе отдалилась.

Но порой в ее глазах сквозит мимолетное удовлетворение. Словно она рада тому, что происходит. И это бесит!

— Решила подработать официанткой? — не могу удержаться от колкости.

Мать не отвечает. Наградив меня сочувствующим взглядом, поворачивается и неторопливо шествует к выходу.

— Скоро твою невестку найдут, — бросаю вдогонку.

Но в ответ получаю ровное:

— Возможно.

И мать исчезает. А я со стоном откидываюсь в кресле и тру лоб. Горячий. Мозг просто кипит, до сих пор не верю, что моя мать негласно поддерживает зарвавшуюся сучку, что она действительно рада ее побегу. Хоть и не связана с ним — отец проверил. Заодно еще раз взбодрил родителей Ясмины. На мой взгляд — зря. Исаев уже отстегнул мне компенсацию за моральный ущерб, а его жена… Она две недели не выходила из дома — синяки прятала. Исаев, предсказуемо, решил объяснить кулаками, как нужно было воспитывать дочь. Лучше бы Ясмину по заднице ремнем лупил — глядишь, было бы больше толку.

С Ляйсан я такой промашки не допущу…. «Если вообще получится найти дочь», — ехидно шепчет внутренний скептик.

С каждым днем эта сволочь все громче нашептывает, что дело дрянь. Ясмина будет скрываться до последнего. А может, найдет себе покровителя. И без того хреновый аппетит исчезает, а головная боль долбит с силой отбойного молотка.

Красивая ведь, дрянь такая… Даже с ребенком замуж возьмут. А меня на изнанку выворачивает от мысли, как ее будет трахать другой. Наматывать шелковую гриву на кулак, оставлять на ее коже метки-укусы… И выбивать из сладкого ротика стоны удовольствия.

Миска с бульоном летит на пол, а я бросаюсь прочь из кабинета. На хрен все. Мне нужна разрядка, сейчас же! Но не успеваю сесть в машину — звонок.

— Мои парни засекли объект.

Шикарно! Элизабет на крючке, и это чертовски хорошая новость!

— Но есть проблема, — остужает мой пыл Зарецкий. — Охрана у нее не хуже президентской и очень влиятельный покровитель. Просто так не взять.

— Похрен. Выкрадите, перекупите, делайте что угодно, но Новый год эта тварь должна встретить со мной, понятно?

— Понятно.

И Зарецкий отключается. А я все-таки уезжаю, но вместо гостиницы рулю к себе домой. Может, получится заснуть пораньше? Но почти до утра я пялюсь в потолок, снова и снова переживая вспышки бессильной злобы. Она пульсирует где-то под ребрами и отдает в затылок.

А от подушки Ясмины все