ужаса. Я почувствовала, что заваливаюсь набок, и опустила руку обратно, схватившись за намазанный жиром металл. К тому времени я уже не могла унять дрожь.

По мере того, как сгущалась ночь, я все чаще и чаще поглядывала вверх. Ро'шан казался темным пятном на фоне ночного неба, заслонявшим звезды. Теперь он был таким большим, что я не могла понять, почему мы еще не добрались до него. Звенья цепи тоже двигались сильнее, стонали и скрежетали, натыкаясь друг на друга. Чем ближе мы подходили к Ро'шану, тем отчетливее становились эти движения. Бывали моменты, когда мы все четверо изо всех сил цеплялись за звено, а ветер бил нас изо всех сил.

Мы снова остановились, когда Локар и Лурса были уже высоко над нами. Я села, дрожа, закутавшись в свое засаленное пальто. Я оглянулась на цепь и пожалела, что мы не можем прижаться друг к другу всем телом, чтобы согреться. С Сссеракисом внутри меня мне никогда не было тепло, но там, наверху, на ледяных звеньях… Раньше я использовала пиромантию, чтобы замораживать людей. Иногда я спрашиваю себя, чувствовали ли они то же самое, когда их сковывал лед. Ощущали ли они дрожь и летаргию, которые сопровождают это. Я почти не заметила, как Имико крикнула нам, чтобы мы снова двигались. Завывал ветер, и мой разум терялся от холода. Я думаю, если бы мы подождали там подольше, я бы больше не двинулась с места. Какой бы это был конец для великой и ужасной Эскары Хелсене: она бы замерзла на полпути к Ро'шану. Интересно, разлетелось бы мое тело вдребезги, когда оно ударилось бы о землю, или, может быть, я бы примерзла к огромной цепи, приклеившись к ней навечно. Памятник моей собственной глупости.

Говорят, страдание любит компанию, но там, наверху, привязанная к остальным веревкой, я чувствовала себя одинокой. Казалось, весь мир перестал существовать. От него остались только цепь, холод и я. Я ползла вперед, и мой разум уводил меня туда, куда я не хотела попасть. Сначала я подумала, что это Сссеракис пытается напугать меня, обманом заставить меня упасть. Но вещи и люди, которых я увидела на этой цепи, не имели ничего общего с ужасом. Я увидела лицо Джозефа, плывущее в пустоте. Я увидела его живым и счастливым, улыбающимся мне, как раньше. Я почти потянулась к нему. Я уверена, что немедленно бы свалилась. Но воспоминания о смерти моего друга нахлынули на меня, и вместе с ними пришла горькая решимость выжить.

Внезапно меня окружили десятки крошечных огоньков. Вокруг нас взметнулись бумажные фонарики, натыкаясь на цепь. Некоторые из них дрогнули и погасли, упав обратно на землю, в то время как другие продолжали всплывать, подхваченные ветром. Я хихикнула. Возможно, ты никогда не слышал, чтобы кто-то хихикает, дрожа от холода до мозга костей. Звук далеко не радостный, скорее жуткий, словно призрак насмехается над живыми.

Сквозь вой ветра я услышала крик сзади. Это был стон, за которым последовал крик ужаса. Какой-то инстинкт подавил мое желание оглянуться и посмотреть, что происходит. Вместо этого я прижалась к цепи и обхватила ее руками и ногами, обнимая ее так крепко, как только могла. Затем веревка натянулась, и Хардт с Тамурой попытались сорвать меня с цепи, увлекая за собой вниз, навстречу смерти.

Глава 13

Мир погрузился во тьму от криков ужаса. Боль удерживала меня на месте. Боль от того, что двое взрослых мужчин пытались сорвать меня с цепи, их вес давил на мои руки и грудь. Боль от того, что мои собственные ногти ломались о металл, вырываясь со своих мест. Мои руки обхватили сталь, такую холодную, что холод просачивался внутрь, ослабляя хватку. Я вцепилась в звено изо всех сил, какие у меня были. Этого было явно недостаточно. Мы могли упасть и погибнуть. Я это знала. Они это знали. Мы все должны были умереть.

Ты так легко сдалась?

Я была напугана. Мы все были напуганы, нас переполнял ужас, порожденный абсолютной уверенностью, что мы все умрем. Сила, которую давал мне Сссеракис, позволяла мне держаться, но даже ее было недостаточно. Я чувствовала, что соскальзываю.

— Не отпускай! — Голос Имико перекрикивал вой ветра. В моей голове промелькнула сотня язвительных замечаний, но я едва могла дышать, не говоря уже о том, чтобы сказать девушке, насколько глупым был этот приказ. Я прекрасно понимала, что подо мной роковая пропасть, и опускать руки было последним, что я намеревалась сделать. Я бы скорее позволил напряжению вырвать мои руки из суставов, чем отпустила бы металл.

— Что нам делать? — Голос Хардта, полный страха. Я видела Хардта с ножом у шеи, уже окровавленного после драки, и в нем не было страха. Вместе мы сражались с монстрами, созданными из ночных кошмаров, и он ни разу не дрогнул. Он провел месяцы на дыбе палача и не сломался. Но, вися там, я могла слышать его ужас. Я могла его чувствовать. Он пульсировал волнами, густыми зловонными волнами. Это должно было вызвать у меня отвращение, но я чувствовала, как внутри меня разливается тепло. Я наслаждалась страхом. Я приветствовала его. Страх делал меня сильной и цельной.

Он мой! Я позволяю тебе только попробовать его на вкус.

— Освободи себя. — В голосе Имико послышались панические нотки.

— Что? — Честно говоря, я и не подозревала, что голос Хардта может достигать такой высокой октавы.

— Отрежь веревку, или она упадет вместе с тобой. — Даже тогда от меня не ускользнуло, что Имико не упомянула себя в этом заявлении. Она перерезала веревку, связывавшую нас, в тот момент, когда услышала крик Хардта. Полагаю, мне не стоит ее винить, ведь мы были знакомы всего пару дней. У нее не было той связи, которая установилась между нами за месяцы, проведенные в Яме, за те трудности, от которых страдали, за те потери, которые мы пережили.

— Не смей, Тамура! — Хардт, снова, кряхтя от напряжения.

Я вцепилась в цепь и крепко зажмурила глаза. От первоначального потрясения у меня перехватило дыхание, и сейчас я дышала короткими вдохами, тело одеревенело от напряжения и боли. Я думаю, что, возможно, я плакала, слезы текли по жирным щекам, замерзая еще до того, как они успели покинуть мою кожу. В конце концов, я висела между небом и землей, мои руки и ноги обвивали холодный металл, лицо прижималось к нему. В меня просачивался холод звена, и я оцепенела. Напряжение было слишком велико. Я почувствовала, что хватка ослабевает,