Как же я желал, чтобы и от меня отстали.

– Я тогда для тебя старался, – сквозь смех произнес мужчина.

– Но только все испортил, – пожал я плечами.

– Насчет отдыха, я не врал. Отправляйся домой и отоспись. У тебя круги под глазами.

– Может, потому что я почти не сплю, – ответил я.

Прямолинейно, как обычно. Друг возмутился.

– Собирайся, – он подскочил на ноги.

– Сейчас час дня, – посмотрел на часы.

Если я так рано вернусь домой, то застану там Киру. Я не хотел ее видеть. Точнее, не хотел ее вновь напугать, но разве мог я признаться в этом другу. Лишние вопросы мне не были нужны.

Он все-таки заставил меня уйти. Практически силой вытолкал из кабинета, на ходу заявляя, что будет усердно трудиться, чтобы не подвести меня и компанию. Верилось с трудом, но сил сопротивляться его напору не было. Лучше добровольно уйти, чем привлечь внимание коллег.

В последние дни я с опаской переступала порог квартиры. Как и в первый день кралась тихо, замирала перед дверью и не торопилась ее открывать. Каждый раз ждала, что там появится Герман, который стоял бы в коридоре. Злого, разгневанного, с темными глазами. Он бы указывал мне на выход, заявляя, что больше не нуждается в моих услугах.

И в этот раз я прокралась в квартиру, тихо разулась, подхватила рюкзак и забежала в свою маленькую рабочую комнатушку. Переоделась быстро, собрала инвентарь и вышла.

Ахнула, уронила ведро.

Он стоял в коридоре точь-в-точь, как я представляла. В черных домашних брюках, в серой футболке. На ногах тапочки. Слегка взъерошенные волосы.

Сегодня же среда? Или я запуталась в днях?

– Простите, я помешала? – выдохнула, поднимая ведро.

Он следил за мной, за каждым движением. Спокойный, со скрещенными на груди руками.

– Нет, – тихий голос.

– Может, мне прийти позже?

– Нет, – вновь тот же ответ.

Как же сложно с ним разговаривать. Я посмотрела под ноги, словно надеясь, что пол подо мной провалится, и я исчезну.

– Кира, – позвал он, заставляя взглянуть на него.

Он смотрел мне в глаза.

– Да? – отозвалась, крепко сжимая ведро в ладони.

Если опущу руки, то оно снова вывалится.

– Нам нужно поговорить, – кажется, его голос дрогнул.

Герман указал рукой в направлении гостиной, развернулся и пошел первым. Я поставила инвентарь на пол и последовала за ним. У меня не спрашивали, хотелось ли мне разговаривать. Но он прав, нам нужно было поговорить. Я даже придумала прошлой ночью речь. Заготовила, как буду оправдываться, брать всю вину на себя.

– Присаживайтесь, – рукой показал на стоявшее напротив дивана кресло.

Я поправила рабочий костюм. Отчего-то в этой одежде почувствовала себя неуверенно. Но все же присела, на самый краешек.

– Кира, я должен перед вами извиниться за свое поведение, – вдруг произнес он.

Нет, это я должна была извиняться! Он опередил меня. Вся моя речь, продуманная, записанная на подкорке мозга больше ничего не значила.

Я изумленно разинула рот, ахнула. Быстро прикрыла рот ладошкой.

– Я вас напугал, – Герман был напряжен. – И я должен вам объяснить в чем причина.

– Я все понимаю и вам не нужно об этом говорить, – перебелила мужчину.

Теперь настала его очередь удивляться.

– Все эти списки, правила, инструкции. Договор о неразглашении. Я даже не знаю вас, вашего полного имени, чем вы занимаетесь. Я и вовсе не должна сейчас сидеть с вами и разговаривать, потому что это запрещено. Поэтому я понимаю вас, Герман. Я не настолько глупа, хотя, внешность и возраст могли вас обмануть.

– Кира, – он вздохнул.

Потер ладони, словно разминая затекшие пальцы.

– Я больше не буду вам мешать. Прошу только информируйте меня, когда вы дома, чтобы нам не пересекаться, – затараторила я, взглянув на его руки.

– Кира, я мизофоб, – почти прошептал мужчина. – Также перфекционист до мозга костей. И еще куча отклонений, выявленных в раннем детстве и о которых я не хотел бы говорить. Увы, но я живу в постоянном страхе и тревоге, и за всеми этими сводами правил, стремлением к порядку и чистоте, я могу оставаться спокойным.

– Я понимаю, – откровение Германа меня шокировало, пусть я и сразу догадалась, что у владельца квартиры были своеобразные отклонения.

Он сжал руки в кулаки, в точности, как в тот день. Я напряглась.

– Вот и сейчас, – он заметил, как я наблюдала за его руками, – у меня начинается приступ паники. Но я борюсь с ним.

– Вам плохо? – прошептала я, задумавшись, чем смогла бы ему помочь. – Вызвать врача? Воды? Таблетки?

Он покачал головой. Улыбнулся краешком губ. Почти неуловимо, но я заметила, как изменилось его лицо. Вдох, выдох. Паника отступала.

– Я вам противен? – дрожащий голос.

Я поражена. Удивлена так сильно, что не нашла ответа.

– Значит да, – заключил он, отворачиваясь.

– Нет, – я подскочила на ноги. – Я никогда не думала о вас так. Вы показались мне странными, не спорю, но точно не отвратительным. Я бы назвала это иначе. Загадочным, наверное. Удивительным. Не предсказуемым. Не понятным для меня.

Он удивлен. Последовал моему примеру и поднялся на ноги. Встал напротив меня, разжимая кулаки. Расслабился?

– Загадочным? – прошептал, заставляя меня смутиться.

Вот не это я готовила в своей речи ночами. Но я согласно закивала, улыбаясь.

– Раз вы признались мне, то и я должна вам кое-что о себе рассказать.

Он насторожено всматривался в мое лицо. Уверена, что увидел там смущение. Я еще никому об этом не говорила, хотя многие замечали.

– Вы не более странный, чем я, – улыбаюсь, рассматривая под ногами ворсистый ковер. – Я никогда не отличалась общительным характером, меня до сих пор считают молчаливой, нелюдимой. С друзьями тоже проблемы, не умею я находить общего языка с людьми. Но это не так странно как то, что в первую очередь я замечаю детали, а лишь потом вижу общую картинку. Так и с вами в первый день нашего знакомства. Я запомнила цвет вашего костюма, пятна кофе на манжетах. Даже сейчас могу сказать, как они были расположены, но я не помнила вашего лица. Вы говорили со мной, но я не могла сконцентрироваться на разговоре, потому что была увлечена рассматривания этих пятен. Наверное, я покажусь вам чокнутой.

Рискнула и посмотрела на мужчину.

– Вы улыбаетесь, – выдохнула я и невольно ответила тем же.

– С этим у меня тоже проблемы, – почти рассмеялся он.