Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я слышала тихий, приятный мужской смех, который взволновал меня.
– Кира, – уже спокойным голосом говорил Герман. – Я могу к вам прикоснуться?
Он просил разрешения. Я задрожала. Так о чем там говорила Надя, заявляя, что мужчина увлечен мной? Может, это то самое. Я не желаю гадать, делаю шаг вперед первой.
Протянула руку. Если он ее коснется, пойму ли я его намерения?
Он долго смотрел на руку, молчал. Но я упрямо держала ладонь на весу. Я ждала.
Он сделал шаг, протянул свою руку. Невесомо коснулся моей ладони.
– Спасибо, Кира, за то, что выслушали, – прошептал он.
Я кивнула, ощущая, как его рука сжимается. Крепкое, дружеское рукопожатие. Мне понравилось.
– И вам спасибо за то, что не посмеялись надо мной.
– Вы загадочная, Кира, – произнес мужчина, вынуждая меня рассмеяться вслух.
Он повторил мои слова, и теперь они не звучали так нелепо. Искренне. Мне так нравился его голос.
– Ах, вот еще, – быстро выдохнула я, второй рукой расстегивая пару верхних пуговиц рабочего костюма и извлекая из-под одежды тонкую цепочку. – Теперь ношу только так. Я не потеряю.
Он отпустил мою руку резко. Слишком быстро, чтобы я успела отреагировать. Я посмотрела на мужчину, ожидая, что он отступит назад, как в прошлый раз. Но он сделал еще один шаг, остановился около меня. Почти вплотную. Я чувствовала его тепло, тонкий аромат парфюма. Он щекотал мой нос. Я вдохнула воздух, «Mr G» наполнил мои легкие.
Герман прикоснулся ко мне. Протянул руку вверх, к моей шее. Провел пальцем по невесомой цепочке, остановился на колечке.
– Вы для меня – откровение, Кира, – прошептал мужчина, и я услышал хриплый надорванный звук.
Ноги подкосились. Интересно, это и есть оно, о чем так часто любила мечтать Надя?
К работе я вернулась пару минут спустя. Герман также молча убрал руку, сам застегнул пуговицы, отошел назад. Мягко улыбнулся.
Мы не произнесли ни слова, но я понимала, что он доволен. Доволен, прежде всего, собой. И мне нравилось осознавать тот факт, что он боролся со своей паникой, и в моем присутствии он не испытывал страх.
Я больше не боялась. Мечтательно улыбалась и намывала полы. Наверное, со стороны я выглядела глупо, но после того, как Герман заперся в своем кабинете, я могла наконец-то расслабиться.
Прикоснувшись к Кире, я ожидал, что меня вновь накроет волна паники. Я был готов к ней, ждал, но ничего. Пустота. Был ли я счастлив? Да, счастлив. Я могу касаться девушки и не думать, что придется прогнать ее. Я счастлив от того, что почувствовал ее тепло.
Но что происходило между нами?
Она протянула руку. Она позволила коснуться себя. Но мне было мало. Да, я хотел большего. Ощутить вкус ее губ, запах ее волос.
Я словно мальчишка в переходном возрасте. Неужели наконец-то вырос до интереса к женщинам?
Стало смешно. Я рассмеялся. Я смеялся впервые по-настоящему. Искренне. И все благодаря ей. Девушке, которую я оставил за дверью кабинета.
Я знал, что она вернулась к своей работе и на ее лице была безмятежная улыбка. Она больше не боялась. И она так много знала обо мне. Как давно я кому-то открывался? Как давно я был так честен в первую очередь самим с собой?
Из раздумий о моей милой Кире, девушке, покорившей меня, вырвал звонок. Телефон, лежавший на краю стола, протяжно затянул знакомую мелодию.
Для своей семьи у меня был отдельный рингтон.
На этом настоял Егор, заявив, что услышав этот звонок, я буду решать, отвечать мне или нет.
Проигнорировать его я не мог. Ответил.
– Добрый день, мама, – голос по-прежнему спокоен. Она не узнает.
– Герман, добрый день, – даже через расстояние я мог представить ее недовольный надменный взгляд, когда она произносила мое имя. – Я решила убедиться, что ты приедешь на нашу встречу.
Я выдохнул.
– Разве я могу пропустить твой день рождения, мама, – произнес я, всматриваясь в запертую дверь.
Где-то там мой маяк. Как же я хотел, чтобы сейчас Кира держала меня за руку. Буду ли я себя чувствовать более уверено, если посмотрю в ее глаза? Зелено-ореховые, с искоркой, когда она смеялась. Закрыл глаза и представил, вырывая из памяти ее образ. Стало легче.
– Правильный ответ, Герман, – да, я знаю все правильные ответы.
Мама довольна. Она ждет, что в этом году я также навещу семейное собрание. Интересно, какое испытание она приготовила в этот раз.
– Самолет во сколько приземлится? Я отправлю на встречу автомобиль с водителем, – немного заботы, в ее стиле.
– В пятницу, в шесть вечера, – тихо вздыхаю я.
Самое сложное еще впереди. Хорошо, что я мог позволить себе бизнес-класс.
– Уверен, что не передумаешь? – продолжает интересоваться она.
Как же я хотел сказать ей, что никуда не полечу. Что не хотел видеть всех родственников, их надменные лица. Лица полные отвращения ко мне. Их пересуды. Но не могу.
– Нет, не передумаю, – постарался, чтобы моя уверенность не дрогнула, представляя, как Кира держит меня за руку.
Какое прекрасное лекарство от всех проблем.
– Я могу организовать для тебя частный самолет, – настаивала мама. – Отец поддерживает меня. Только скажи, и в пятницу у тебя будет беспроблемный перелет.
– Нет, – тяжелый выдох. Они все еще считали меня ненормальным. – Все в порядке. До пятницы.
Я не ждал от нее ответа. Просто сбрасываю звонок. Голова начинает лопаться от боли. В ушах стоял звон. Кажется, я все-таки заснул, потому что из мира грез, где я любовался улыбкой Киры, меня вырвал тихий стук.
Я закончила с уборкой во всей квартире, но долго не рисковала подойти к двери кабинета. Что я скажу? Попрошу Германа выйти прочь, пока я буду прибираться? Или он будет наблюдать за мной? Отчего-то от последней мысли я смущаюсь, прижимая прохладные ладони к лицу.
Но все же рискнула и постучала в дверь. Тихо, нерешительно.
Тишина.
Я хотела развернуться и уйти, как услышала приглушенное шуршание. Замок отперли.
– Кира, – прошептал мужчина.
Взгляд затуманенный, заспанный. Черт, я разбудила его. Покраснела еще сильнее, посмотрев себе под ноги.
Ахнула, увидев, что его ноги босые. Но он не замечает этого, продолжая смотреть на меня.
– Я хотела прибраться здесь, – киваю в сторону комнаты.
Он нахмурился. Я же продолжала сжимать в руке ведро.
– Не сегодня, – выдохнул он.
Я посмотрела на него. Ослышалась? А как же правила?
– Точно? – поинтересовалась, пожалев, что прозвучал мой голос грубо.