что льстило. Кем бы она не считала засланного инквизитора, Адаму было приятно чувствовать её внимание.

— Не все люди упыри. — Адам услышал сёрбанье. Неля поднесла чашу к губам и быстро выпила коричное молоко. — Здесь много хороших, достойных людей.

Хотелось услышать скромное: «ты, например», но Адам ясно понимал — некоторые мечты обречены оставаться лишь мечтами. Мрачную мысль перебила надежда, что такое незавидное положение не навсегда.

— Ну да. Достойные люди, краса моя, они ведь такие: сбиваются в кучку, травят кого-то по подозрению в колдовстве, пока сами, дома, тёмными вечерами, приносят кровавые жертвы во благо тьмы.

Ничего в ответ не последовало, поэтому Адам прекратил рассматривать старые, сельские могилы и повернул голову в сторону кровати. Неля озадаченно смотрела куда-то в согнутые колени, нахмурив рыживатые брови.

Ничего не поняла.

— Они колдуны, краса моя. Не знаю, первоклассные чернокнижники или кто попроще, но факт на лицо. Ты единственная овца среди волков.

Разъяснение встретил хриплый, короткий смех. На мгновение Адам даже забоялся, что Неля снова подавилась корицей. Она дышала как побитая птица, изредка выдавливая «ха-ха» и «ха-а-а-ах», но на этом всё и заканчивалось. Неля облизнула губы, но над массивным, но ровным носом всё равно остались белые усы.

— Ты отвратительный врун. И паршивый шутник, между прочим. И… — Тут-то она и поняла, что жует он пирожок. — И Отче из тебя так себе!

— Всевышнему плевать, что ты ешь. — Адам снова посмотрел на кресты, чтобы задушить внутри пухнущий смех. Странное наблюдение, но некоторым женщинам усы шли. И даже больше, чем мужчинам. — Главное, чтобы это не было плотью ближнего твоего.

— Вообще-то…

— Да-да, «плоть нуждается в смирении, оттого не вкушай ты мяса, не ешь рыбу в те дни, когда славится Имя Моё», но краса, эти правила появились давным-давно, когда каждая зима была похожа на маленькую смерть. — Адам с упоением дернул языком кусочек мяса, застрявший в верхних зубах. Или это был лук? — В первую очередь — это контроль за пропитанием. Воздержавшись от вяленого мяса летом, ты больше скушаешь его зимой.

Лицо Нели побледнело. Круглые щёки будто бы стали острее, а от бровей и до самых глаз протянулась тень. Адам не сумел сдержать смешка. Зрелище выдалось забавным, особенно с усами. Пришлось напомнить себе, что у них за отношения, чтобы не встать и не стереть молоко пальцем.

— В тебя попадёт молния. — Севшим, глухим голосом сообщила Неля. — Богохульник.

— Вообще-то ученик семинарии. — Поправил Адам, проглотив пирожок. — С двенадцати лет меня отправляли в библиотеку Ордена, а в пятнадцать я слепил трактат о причинно-следственных связях и воле Всевышнего.

Едва он это сказал, как поясницу ужалило холодное понимание — это было давно. Мелькнуло воспоминание: искренняя отцовская похвала и приказ, чтобы трактат снесли в закрытую секцию инквизиции. Тогда Адам был счастлив настолько, что не обратил внимания на непонятный комментарий о провокационности содержимого. Было приятно только от вести, что весь проделанный труд сохранят, а не пустят на растопку печей в столовых.

— Я тебе не верю.

Адам снова повернул к ней голову. Неля выглядела и раздражённой, и уязвлённой, но не сильно агрессивной.

«Она меня сегодня не побьёт»

— Я бы показал своё табель, но, краса моя, он остался в столице. Интересно, не пустила ли моя матушка на розжиг камина?

Последнюю фразу пробормотал быстро, не рассчитывая на понимание, но Неля всё услышала и подвинулась чуть ближе.

— Зачем твоей матушке его сжигать?

— Ах. Я сказал «матушка»? Прошу прощения. Мачеха.

Лицо Нели дрогнуло, губы сжались. Могло показаться, что именно она сказала что-то обидное. Адам просиял.

— Моя настоящая матушка умерла почти сразу после моего рождения. Меня воспитывал отец и ворох тётушек. Мне было около трёх, когда отец женился.

— Некрасиво вышло… — Неля вцепилась в край одеяла. — Очень.

— Потом, когда в дом вошла новая «матушка», отцовское вмешательство в моё воспитание стало минимальным.

Лицо Нели оказалось бесценным. Адам и не догадывался, что она способна смотреть так грустно, так трогательно, так проникновенно.

Чтобы не упустить момент, Лоуренс полез глубже в воспоминания. Что ещё можно было сказать такого плохого о своём прошлом, чтобы девушка тебя несомненно пожалела? Адам напрягся. В голове явственно всплыло лицо мачехи. Бледная кожа, тонкие губы, пустой взгляд. Она всегда смотрела не на Адама, будто немного сквозь.

Ничего плохого, кроме рождения Авеля, эта женщина не сделала. Точнее, сам факт рождения Адама никак не смущал. Он не испытывал ревности к родителю. Проблемы начались в тот момент, когда стало очевидно отсутствие нормального воспитания.

Адам облизнул пересохшие губы.

— На самом деле всё не так уж и плохо, краса моя. Какое-то время назад я был даже не самым пропащим ребёнком! — Адам оглянулся. Дом прошлого Отче казался жалкой лачугой даже на фоне общих казарм. То, что удалось прихватить из родного дома, казалось смешным и нелепым. И дело вовсе не в том, что место всё ещё помнило прошлого хозяина. Просто кто-то сверху сказал, что фарфор будет смотреться убого на грубо сколоченном столе из сосны. — А потом папочка увидел, как я проявляю милосердие…

Жалел ли он об этом? До этого момента Адам не задумывался. Печаль внутри всё же была, но она казалась смутной и абстрактной. Не помни Адам последних событий, он бы решил, что грустит из-за какой-то мелочи.

— И что ты сделал?

Губы сами растянулись в улыбку. Какое-то время Адам смотрел на Нелю и гадал, как же та поступит. Воскликнет, называв его убийцей? Замолчит, совсем вжавшись в стену? Убежит с криком?

— Ты не хочешь этого знать, краса моя, а я не хочу вспоминать об этом.

Лицо Нели напряглось, но это были все изменения. Какое-то время они молчали. Адам медленно доедал пирог, а Неля продолжала сидеть на кровати, смотря перед собой. Эту идиллию не хотелось рушить, но Адам ясно помнил с чего всё начиналось.

— Тебя действительно окружают упыри.

— И самый главный говорит мне это. — Прорычала Неля, резко вставая с кровати. — Всё. Хватит. Я домой.

— Ну… Удерживать тебя силой неправильно. — Адам облизнул губы и подошёл к напряженной Неле. Та вздрогнула, когда его ладонь прошлась прямо у неё под носом. Очаровательные усы исчезли. — Я провожу тебя до дома.

— Обойдусь.

Неля попыталась отойти, но позади неё была лишь кровать. Адам попытался миролюбиво улыбнуться, но чужое сердце не смягчилось.

— Я всё равно так просто от тебя не отстану, краса моя. Легче просто согласиться. — Не дожидаясь её ответа, Адам схватил Нелю под локоть и улыбнулся. — Обещаю показать тебе каждый подклад, каждый еретический символ на участке твоих