Вдруг дети замолчали, женщины исчезли, перед стенами Эль-Задина остались только неподвижные Хранители и оседлавшие их всадники. Воцарилось тяжелое молчание.

Муэдзины закрыли глаза и уронили на землю накидки. Их туники оставляли открытыми руки. Они стиснули бока Единорогов и синхронизировали дыхание. Атаковать должен был один Единорог, один муэдзин, в котором растворились бы все остальные. Пятьдесят воинов-Хранителей в едином бушующем потоке мощи и смерти.

Внезапно Единороги пустились вскачь.

Черные орды напротив, издав гортанный крик, устремились им навстречу.

Песок расступался перед копытами Хранителей, дабы облегчить их продвижение и повысить скорость. Муэдзинам не нужны были поводья, чтобы управлять Единорогами, поэтому каждый из них обнажил две сабли с огромными искривленными клинками.

Фатум прочертил саблями в воздухе несколько замысловатых фигур, готовясь снести гниющие головы врагов.

Несколько мгновений спустя атакующие Единороги преодолели расстояние, отделявшее столицу от Темных Троп.

Хранители со всей силой ворвались в сомкнутые ряды харонцев. Воины с бесформенными лицами наткнулись на рога Хранителей и были подброшены в воздух. Затем настал черед сабель муэдзинов, они обезглавливали врагов и отрубали им руки.

Последняя битва за Эль-Задин началась.

Алхимик толкнул дверь Святилища Снов и стал пробираться между набросанных на полу подушек. В воздухе витал опьяняющий аромат, но Хадик едва обращал на него внимание. После всех лет, проведенных в Святилище за работой, едкие запахи снадобий и эликсиров окончательно лишили его обоняния.

Алхимик поднял полы своей гандуры — платья, украшенного змеиными символами, свидетельствовавшими о его звании. Он перешагивал через спящих людей, загораживавших проход к столу. На другом конце прямоугольного зала, там, где потолочные балки из дерева ценных пород обрамляли дымоход небольшого камина, стоял его письменный стол, заваленный исписанными листами бумаги и запечатанными горшочками. Его освещал синий фонарь.

Хадик уселся на табурет, почесал бороденку и засучил рукава. Он тут же схватил несколько горшочков, откупорил их и со знанием дела смешал их содержимое в стоявшей возле стола реторте. Внутри стеклянной колбы образовался густой пар и стал распространяться по сложной системе трубок, занимавших все стены зала.

Затем он встал и ударил в гонг, сильно завибрировавший от удара.

Спящие ворча открыли глаза, приподнявшись на пестрых лежанках.

— Добрый вечер, властители миражей, — сказал Хадик с почтительным поклоном. — Сегодня вечером Святилище Сна предложит вам спектакль из мечты и крови, какого вы еще никогда не пробовали.

Шум одобрения пробежал по залу. На подушках возлежали два десятка полураздетых человек. С самого детства их приобщили к священным наркотикам. Они позволяли Хадику совершенствовать свое искусство и создавать наилучшие наркотики: наиболее сильнодействующие, самые утонченные, те, что на несколько месяцев погружают вас в бессознательное состояние, полное образов, которые употребляют, как алкоголь на праздниках…

Но этим вечером властители миражей окажутся гораздо более полезными. Хадик наконец-то испытает на них свое лучшее творение. Он создал его по просьбе муэдзинов Эль-Задина, а час назад они потребовали, чтобы он дал его отведать мечтателям своего Святилища, устроенного в нижнем городе.

Хадик дал приглашенным знак взять трубочки, висящие возле них. Они сообщались с системой труб, наполненных паром, и теперь передадут сновидцам придуманные им образы.

Властители миражей зажали кончики трубок во рту и устроились поудобнее.

Алхимик провел рукой по лысой голове. Его мучила тревога. Этот наркотик обладал ни с чем не сравнимыми мощью и изобилием. Он месяцами очищался в рогах Единорогов, что придало ему невиданную волшебную силу.

Тех самых Единорогов, что сейчас скакали наперерез Темным Тропам, угрожавшим столице.

Хадик прислонился к стене и задержал дыхале.

В зале, над растянувшимися на лежанках спящими, возник пейзаж.

Медный горизонт… темно-синее небо… волнистая линия дюн…

Хадик прищурился, чтобы лучше различить стены и башни Эль-Задина, витавшие в глубине зала.

Алхимик подавил дрожь наслаждения и подошел к реторте. Он взял в руки центральный шар, поднял его над головой и разбил об пол.

Единороги и всадники тотчас исчезли.

Харонцы, сражавшиеся с муэдзинами, вдруг остались одни на равнине, они удивленно озирались. Их свинячьи глазки усиленно моргали, пытаясь понять причину этого чуда. Вокруг них, казалось, ничего не изменилось, кроме внезапного исчезновения атакующих: побуревшие дюны, ультрамариновое небо, город вдалеке…

Ошеломленные харонцы опустили оружие.

И тогда муэдзины, скрытые в наркотическом сне спящих, принялись их истреблять.

Кривые сабли пронзали кожаные панцири, нанизывая харонцев, как шашлык. Единороги топтали лежавших на земле и ударами рога разрывали тех, кто осмеливался к ним приблизиться. Некоторые муэдзины спешились и расхаживали между рядами харонцев, круша все на своем пути, словно невидимые жестокие демоны.

Фатум, схватившийся с одним из воинов с бесформенным лицом, отрубил уже столько рук, что потерял им счет. Он был покрыт черной липкой кровью харонцев. Его сердце билось так сильно, что, казалось, оно разорвется у него в груди.

Харонцы всего за несколько мгновений потеряли огромное число воинов, и все же они оправились быстро. Мираж рассеивался, и местами уже снова можно было различить Единорогов и их повелителей, стоявших на пропитанной кровью земле и убивавших без устали.

Ответное нападение было ужасно. С удвоенной силой харонцы ринулись на противника, в ярости, что их так провели. Тяжелые ржавые мечи крушили доспехи ликорнийцев, чтобы затем погрузиться во внутренности их владельцев.

Массивная атака позволила войску Харонии продвинуться к городу, сметая муэдзинов. Единороги еще сопротивлялись, бросаясь во все стороны, круша кости и челюсти солдат-монстров. Фатум, сев на своего Единорога, быстро пересчитал выживших. Двадцать, может быть, тридцать Хранителей еще возвышались над человеческим морем.

Он также заметил, что созданный Хадиком и его сновидцами мираж окончательно развеялся, и его обрывки, сносимые восточным ветром, пролетали над вражеским лагерем.

Безумная идея осветила его сознание. Не мешкая, он ударами сабли расчистил себе дорогу, повернул Единорога и поскакал на запад.

Он не успел заметить, последовали ли другие муэдзины его примеру. Устремив взгляд на один из обрывков сна, паривший перед ним, он подгонял Единорога, стараясь набрать скорость и догнать мираж.

Фрагмент пейзажа, представлявший вершину одной из дюн, уже почти исчез, когда Фатум поравнялся с ним. Словно акробат муэдзин встал на спине Хранителя, ухватил обрывок миража и, садясь обратно верхом, зажал его в руке на манер флага.