Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— А солдаты… стража?.. — наугад спросил один из ликорнийцев.
— Поражение полное, — сказал мужчина в серебряных доспехах. — Насколько мне известно, этот город — один из последних рубежей.
— Значит ли это, что большая часть войск Харонии теперь стягивается к Ликорнии? — спросил Фатум.
— Боюсь, что так, — произнес Коум. — Хотя у нас нет известий от северных королевств, от Пегасии, Земли Василисков…
— Тогда вам повезло, что вы оказались в пустыне, — перебил его Фатум. — Ваши мечи нигде не пригодятся больше, чем здесь.
— Вы думаете, что у нас нет никаких шансов одержать победу? — спросил Мэл.
Муэдзин задумался.
— Почти все наши Единороги погибли, а войско теперь является просто символическим. У нас остались лучники, храбрые пехотинцы и лошади. Мы старались замедлить продвижение Харонии, отдалить неизбежное. Наших войск совершенно недостаточно, чтобы изгнать атакующих. Нам удалось закрыть одну Темную Тропу, но их столько…
— А наше оружие? Разве оно не пригодится в будущих битвах?
— Помощь и утешение, мой юный друг. Это позволит ликорнийцам сражаться до конца и сохранить гордость.
— Простите, но у наших мечей есть качества, о которых вы не подозреваете, — возразил Мэл. — Я надеюсь, что они окажутся ценнее, чем вы думаете.
— Надеюсь на это всем сердцем, — подтвердил Фатум.
— Какова ваша стратегия? — спросил один из пегасийцев.
— Наши лучники стоят на городских стенах. Пехотинцы будут защищать ворота, часть пехоты скрывается в окрестных дюнах. Благодаря Единорогам мы сможем сыграть несколько шуток с харонцами… но не более того.
Пегасиец спросил Коума:
— У вас есть другие предложения?
— Да Кроме мечей мы принесли урны с пеплом наших Фениксов. Некоторые из наших спутников имеют достаточно энергии, чтобы приступить к их Возрождению.
Муэдзины и пегасийцы вытаращили глаза. Юноша так просто говорил об одной из величайших тайн своей лиги! Коум заметил их реакцию, и его душа наполнилась гордостью.
— Мы просим разрешения разместить урны в охраняемом помещении, чтобы пробудить там Фениксов.
— Решено, — тотчас отозвался Фатум. — Прямо здесь, если хотите. Этот дворец ваш.
— Место нам подходит, — согласился Коум и тут же подумал: «Как же их должен впечатлять ритуал Возрождения, если они доверяют нам дворец Эль-Задина!»
Затем он понял, что побудило муэдзина принять такое решение. Страх. Страх перед Фениксами.
Словно желая дать отпор, заговорил одни из молчавших до этого муэдзинов.
— Мы также обдумывали план, который позволит помешать Темным Тропам. Он пока не совсем готов, но мы будем усиленно над ним работать.
— Прекрасно, — сказал Фатум. — Предлагаю, чтобы мечи фениксийцев были розданы нашим лучшим воинам.
— Нам нужно лететь обратно, — сказал пегасийский разведчик, вставая из-за стола. — Необходимо как можно скорее добраться до Лиденьеля.
— Разумеется, — одновременно произнесли Коум и Фатум. — Спасибо за вашу бесценную помощь, — добавил юный монах.
— Удачи. — С этими словами разведчики пожали ему руку.
Муэдзины уже собирались последовать за ними, но тут Коум, судорожно вздохнув, привлек внимание Фатума.
— Если вы позволите, есть еще кое-что, что мы хотели бы с вами обсудить.
— Говорите.
Коум кивнул Калло, и тот отворил дверь Зала Кланов.
За ней стоял Эзра. Его плечо было перевязано широким куском ткани, а бурнус в этом месте был разорван. Тем не менее он сохранял достойный вид.
— А! Вот он! А я-то спрашивал себя, когда вы наконец решитесь назвать человека, которого вы встретили в пустыне. Эзра! Муэдзин-дезертир… — сказал Фатум, бросив на него взгляд, полный ненависти. — Знаешь ли ты, как ты меня разочаровал, какую боль мне причинило твое бегство? Предатель!
— После смерти моего сына… — начал Эзра.
— Это не повод! — вскричал Фатум. — У всех нас сыновья погибают в сражениях! И все же мы не спасаемся бегством.
Муэдзин явно был вне себя. Он расхаживал вокруг стола, стиснув зубы.
— Что… что с ним будет? — робко спросил Коум.
— Ему отрубят руки. Таков наш закон.
— А вы не думаете… — попробовал было возразить монах.
Фатум тотчас остановил его царственным жестом.
— Чужеземцам не позволено диктовать условия ликорнийцам. Я ценю то, что вы для нас сделали, Коум из Альдаранша, но здесь вы уже не властны. У нас свои обычаи. Уважайте их. Даже если вы с ними не согласны, молчите. Эзра знал, какое наказание его ждет.
— Но без него мы не смогли бы прийти к вам на помощь, — настаивал Коум.
— Еще одно слово, и я брошу вас в подземелья Эль-Задина, — сухо сообщил ему муэдзин.
— Можно мне сказать? — хрипло осведомился Эзра.
— У тебя нет права на защиту, — предупредил его Фатум.
— Я не собираюсь защищаться, о служитель Единорогов. Я хочу сказать, что согласен с приговором. Я сам пришел за ним. Он мне нужен. Он успокоит мое сердце.
— С этим невозможно согласиться! — воскликнул Мэл, вскочив на ноги.
Коум на этот раз не решился вмешиваться. Ему хотелось помочь Эзре в этот трагический момент, но в то же время он понимал, что было бы недипломатично разгневать муэдзинов. Конечно, фениксийцы оказали им ценную услугу, но что могла сделать горстка монахов против ликорнийцев? Коум недостаточно хорошо знал традиции и законы этой страны, чтобы предвидеть реакцию жрецов. Было совершенно очевидно, что неодобрение решения первого правителя Ликорнии никак не могло пойти им на пользу. Темперамент Мэла мог стать причиной катастрофы.
Фатум перевел на Мэла гневный взгляд.
— Ты умрешь, мальчик, — сказал он, положив ладони на деревянный стол.
— Выслушайте меня, — тем не менее настаивал юный фениксиец. — Вы сами это говорили, у вас почти не осталось воинов, способных защищать этот город. Я видел, как сражается Эзра, он превосходен. Для предстоящей битвы потребуются все силы. Вы не можете обойтись без такого талантливого воина. К тому же чему послужит казнь одного человека, когда весь город находится на грани поражения?
— Мэл, прошу тебя, замолчи, — вмешался Коум.
Фатум сделал знак присутствующим на совете ликорнийцам, те встали с кресел и схватили Эзру, чтобы вывести его из зала.
— Эзра! — вскричал Мэл, схватившись за эфес меча.
Муэдзин повернул голову в его сторону.
— Позволь мне завершить свою судьбу, мальчик. Как до меня это сделал Адаз. Мы все — кусочки одной и той же мозаики. Мы — песчинки в одних и тех же песочных часах.