– Вот то-то и странно, что я не знаю! – Август все-таки вытащил припрятанный самогон, отхлебнул прямо из бутылки. – Мы ведь с Виктором обо всем договорились. Он обещал, что удержит ее, не пустит в Чернокаменск.

– От судьбы не убежишь. Пришло время.

– Она с кем приехала? С Виктором, с Кайсы? Почему они меня не предупредили, что едут?

– Не предупредили, потому что не приехали. Их я не чую. Ее чую, а их нет.

– Час от часу не легче! – Август в сердцах хлопнул ладонью по столу. – Это что же получается, я теперь нянькой должен стать?!

Албасты его не слушала, она прислушивалась к чему-то иному, неразличимому человеческим ухом, а потом и вовсе исчезла. Август только моргнул, а ее и след простыл, осталась только кошка…

А к вечеру явился Пилипейко, Август к этому времени уже успел оприходовать весь самогон, но ни покоя, ни хоть мало-мальского удовлетворения не ощутил.

– Пьете, мастер Берг? – Пилипейко смотрел на него брезгливо.

– Так уже все выпил, господин поверенный. – Август развел руками.

– Плохо, очень плохо. Матрена Павловна желает видеть вас за ужином. Так что советую приложить максимум усилий, чтобы привести себя в надлежащий вид.

Он ушел, не дожидаясь ответа, был уверен, что Берг не откажется ни от дармовой еды, ни уж тем более от дармовой выпивки. Август и не отказался.

…А замок, потревоженный людьми, очнулся окончательно, появление Августа Берга он встретил едва ощутимым удовлетворенным урчанием. Так же, как албасты, ждал приближающегося кровавого пиршества?..

– А вот и наш гений! – Зычный голос Матрены Павловны отвлек от нелегких раздумий. Сама она на крейсерской скорости двигалась вперед, раскинув руки, словно бы для объятий. Не обняла, остановилась, окинула внимательным взглядом, сказала с легким укором: – Скверно выглядите, Август Адамович, не к лицу вашим сединам этакое безобразие. – И головой покачала.

– Уж какой есть, Матрена Павловна. Простите старика! К вам, голубушка, по первому зову! – Август поклонился, хотел было к ручке приложиться, но Кутасова отмахнулась от него веером, проговорила ворчливо:

– Оно-то, конечно, гениям многое дозволено, но в моем доме вы уж постарайтесь…

– А почему это в твоем доме?! – спросила откуда ни возьмись появившаяся Коти. На Августа она даже не глянула, а вот сыночек ее посмотрел ровно с тем же презрением, что давеча Пилипейко. – Что это за самоуправство такое?!

– Ох, боже ж ты мой! – Матрена Павловна вздохнула, колыхнулась всем своим немалым телом, а потом сказала: – Катька, перестань кривляться! Ты же не на подмостках, здесь общество приличное. А ты, малец, – она ткнула закрытым веером в грудь Сержу, – глазюками-то на меня не зыркай, привыкай к правде. Маменька твоя глупа, ума ее только на то и хватило, чтобы Антошку захомутать. Или ты его не умом, Катька?..

– Фу, какая мерзость! – На щеках Коти полыхнул злой румянец. – Серж, не слушай ее! Закрой уши!

– Зря вы так, тетушка, – сказал Серж ласково.

– Да какая я тебе тетушка? – усмехнулась Матрена Павловна. – Ежели б ты был Антошкин сын, я бы еще подумала, племянник ты мне али нет. А тут и думать нечего! – Она вздохнула. – Эх, полный дом приблудышей и приживалок!

Дожидаться реакции не стала, развернулась на каблуках, как бывалый драгун, и пошагала в сторону гостиной. Август направился следом, но краем глаза успел заметить, как сжались и тут же разжались кулаки Сержа.

В гостиной царило оживление, из-за неплотно прикрытой двери доносились звуки музыки. Август невольно поморщился, ибо тот, кто терзал клавесин, был таким же бесталанным, как некогда пани Вершинская.

За клавесином сидела юная Натали. Рядом стоял Пилипейко, услужливо переворачивал ноты. Антон Сидорович привычно дремал в кресле, а Всеволод Кутасов с сосредоточенным видом склонился над шахматной доской. Судя по всему, играл он сам с собой, и игра эта не доставляла ему никакого удовольствия. Баронесса фон Дорф о чем-то вполголоса беседовала с господином Шульцем. Наряд ее был элегантен, так же как и шелковая маска. Лишь она одна отреагировала на появление Августа приветственным кивком, и ему вдруг захотелось узнать, какую тайну скрывает маска. Но это потом, а пока грех отказываться от шампанского. Он уже сделал знак лакею, когда в гостиной появилось новое действующее лицо.

Гость был одет скромно, но аккуратно, выглядел молодо, но молодость свою старался замаскировать очками в солидной оправе. Чувствовалось, что в светском обществе ему неловко и неловкость эту он всеми силами пытался скрыть.

– Миша! – Всеволод Кутасов отодвинул шахматную доску, шагнул навстречу молодому человеку, заключил в крепкие объятия. – Как же хорошо, что ты явился!

– Тебе, Сева, еще попробуй отказать. – Гость улыбнулся с явным облегчением.

– Господа! Попрошу минуту внимания! – Всеволод уже тащил молодого человека в центр гостиной. – Хочу представить вам своего старинного институтского товарища Михаила Евсеевича Подольского! Мама, помнишь, я тебе про него рассказывал?

По слегка изумленному лицу Матрены Павловны было видно, что ничего такого она не помнит, но неожиданного гостя она приняла с улыбкой куда более радушной, чем та, которой встречала дальних родственников. Все ж таки сыночка своего она любила и в знак особого своего расположения по-матерински обняла Михаила Евсеевича, разве что не расцеловала в обе щеки.

Этот вечер можно было бы назвать по-семейному будничным и банальным, если бы не витающее в воздухе едва ощутимое напряжение. И Матрена Павловна, и Коти, и даже баронесса нет-нет да и бросали взгляды в сторону двери, словно бы ожидали следующего гостя. По крайней мере, Августу так казалось, а интуиция его еще ни разу не подводила. Не подвела она его и на этот раз. Гость появился, будь он неладен…

Мальчишка был хорош особой, с чертовщинкой, красотой – самоуверенной и бесшабашной. Такая красота нравится и юным барышням, и зрелым матронам. Добавьте к ней дорогой, скроенный по фигуре костюм, почти военную выправку, нагловато-уверенный взгляд, и получится этакий баловень судьбы. Август заскрежетал зубами, готовый своими собственными руками баловня придушить. Ведь было же ему велено уезжать! Не послушался. Мало того, снова явился на остров, в замок пришел, в самое осиное гнездо…

Не получилось придушить, к племянничку уже спешил поверенный Пилипейко. Вид у него был озадаченный, как у сторожевого пса, который не знал, как правильно поступить: куснуть ли чужака побольнее или приветственно завилять хвостом.

– Господин Туманов? – спросил он, останавливаясь в двух метрах от мальчишки и по-гусиному вытягивая шею.

– Он самый. Добрый вечер господа и дамы! – Мальчишка поклонился всем и сразу. – Разрешите представиться, Клим Андреевич Туманов. Надеюсь, я не заставил себя долго ждать? – поинтересовался он тоном таким любезным, что дамы, все как одна, расплылись в благосклонных улыбках.