У двуусток есть своя цель. Им необходимо попасть в кишечник овцы, потому что размножаются они именно там. И чтобы добраться с земли в овечий кишечник, они превращают муравья в этакого зомби. Муравья-зомби съедает овца. Через желудок овцы двуустки попадают в печень и после короткой остановки отправляются с кровотоком дальше. Спустя несколько недель они уже в кишечнике, где откладывают яйца. А личинки, выйдя из яиц, могут спокойно поедать экскременты, любимое свое лакомство. Долгое путешествие двуустки завершается!

Замечательно для двуустки, но плачевно для муравья. Потому что он погибает. И плачевно для овцы. Потому что двуустка вызывает заболевание, более того, даже мучительную смерть. И гибнут по этой причине не только овцы, но и лошади, коровы и прочие травоядные.

И это лишь один вид двуусток. Существуют и другие, которые, например, губят птиц. Иначе говоря, ради потомства совершенно ничтожных, паршивых, дрянных червячишек должны умирать замечательные создания. Это потому, что природа совершенна? Вот еще. В природе умирают не только овцы, но и белые медвежата и бельки тюленей. В ней существуют болезни и голод. Или — опять же ничего хорошего — комары, которые ночью не дают тебе уснуть.

Если ты где и сталкиваешься с убийством, грабежом и злобой, так это в природе. Животные не могут жить вечно. Это понятно. В конце концов им приходится умереть. Но почему таким отвратительным и жестоким образом?

Стало быть, природа устроена вовсе не так уж совершенно. Да и мы сами устроены не настолько остроумно, как ты воображаешь. Тебя временами мучает икота? От нее страдают многие млекопитающие. А уж как досталось американцу Чарлзу Осборну: он икал 68 лет кряду до самой смерти. Папа римский Пий XII даже умер от икоты. Чем полезно это странное недомогание? Да ничем. Однако мы точно знаем, почему оно возникает — потому, что нашими предками были рыбы.

О некоторых вещах нам нет нужды думать. Например, дышишь ты рефлекторно. И хорошо, что так. Представь себе, что посреди трудной контрольной тебе, чтобы не умереть, то и дело приходилось бы думать: «вдохни и выдохни». У рыб дыхание тоже самопроизвольно. Об этом заботится определенный отдел мозга, так что они могут заниматься более важными делами. Даже двоякодышащим рыбам и амфибиям здесь не нужно прилагать усилий. Хотя для них дыхание — штука более опасная. Ведь они должны набирать в легкие кислород, но не воду. Вот почему у них есть нерв, который перекрывает дыхательное горло, если вода грозит проникнуть в легкие. Этот нерв (он называется блуждающим) мы унаследовали от амфибий, хотя в воду ныряем не так часто.

Мы отчасти дышим животом с помощью диафрагмы, которая двигается вверх-вниз. То есть у нас этот нерв идет прямо от мозга к пупку. Когда он раздражается, то немедленно перекрывает нашу гортань. И начинается икота. Часто за первым «иком» следуют еще несколько. Если после пятого удается все прекратить, значит, тебе повезло. Если нет, в организме включается этакий механизм, который не дает икоте закончиться. Поэтому иной раз она длится долго. Проблема в том, что «водоперекрывающий» нерв у нас раздражается регулярно. А все потому, что он очень длинный. Умный проектировщик проложил бы от диафрагмы к гортани нерв покороче. Тогда бы он беспокоил нас не так часто. У рыб этот нерв проходит от мозга к жабрам. Расстояние невелико. То-то акула вообще никогда не икает.

Наши нервы — убедительное доказательство того, что нашими предками были рыбы. У рыб нервы проходят чрезвычайно логично, то есть самым коротким путем к той или иной части тела. Однако мало-помалу наши предки утрачивали сходство с рыбой, приобретая нынешнее телосложение. Одновременно менялось расположение нервов, которые все больше удлинялись. Так, у нас тоже есть нерв, идущий от мозга к гортани. По линейке расстояние всего-то десять сантиметров, но не для нерва. Ведь он проходит сперва в грудную клетку, выделывает там несколько зигзагов и только потом идет к горлу. Впрочем, не думай, будто в этом плане мы всех переплюнули. У жирафа шея намного длиннее. У него такой нерв проходит по всей шее вверх-вниз метров пять. А ведь и ему хватило бы нескольких сантиметров.

Самолетостроитель может в два счета принять решение и заменить винтовой двигатель реактивным. Однако эволюция действует не с такой легкостью. Представь, что тебе нужно сделать винтовой самолет реактивным, но не сразу, а строя промежуточные модели, каждая из которых должна хорошо летать (ведь в эволюции любая промежуточная форма должна быть жизнеспособной). В итоге такой самолет получится весьма странным. Вот и мы, к сожалению, получились такими же странными, как этот реактивный самолет…

В природе вообще много странностей. У пещерных саламандр есть глаза, притом что живут они в кромешной темноте и никогда не видят дневного света. Зачем они им? Они ведь только мешают. Глаза требуют энергии и делают тебя уязвимым для инфекций. А все потому, что пещерные саламандры происходят от саламандр, которые жили на свету.

Мы, когда зябнем, покрываемся гусиной кожей. Толку от нее никакого. Так почему она появляется? Потому что мы происходим от шерстистых животных. Когда шерсть встает дыбом, им становится теплее. Или, например, каждый, кто когда-нибудь ушибал копчик, спрашивает себя, зачем нужна эта никчемная штуковина. Копчик у нас от хвостатых предков. Это — остаток хвоста.

Можно составить целую книгу, перечисляя бесполезные части тела. И будет она весьма толстой.

Как видишь, я твердо верю в эволюцию. Ни капельки в ней не сомневаюсь. Уже много лет. Но, впервые услышав о жуке-бомбардире, все-таки снова начал спрашивать себя, уж не ошибся ли. Креационисты часто пускают в ход этого жука, чтобы доказать неправоту Дарвина. Кстати, и сам Дарвин однажды повздорил с этим жуком.

Дарвин коллекционировал разные вещи, но особенно гордился своим собранием жуков. Где бы ни очутился, он всюду искал новых жуков и приносил домой. В дневнике он рассказывает, что как-то раз увидел потрясающий экземпляр еще не известного ему вида. Прекрасное пополнение для коллекции. Он изловил жука и довольный пошел дальше. А буквально через несколько метров заметил нового жука. И тоже особенного. Поймал и его, понес в другом кулаке. Хочешь верь, хочешь нет, но еще немного дальше ему попался третий экземпляр. Руки заняты, а класть нового жука в карман не хотелось — вдруг он там умрет? Выход один — посадить его в рот.