— Все, положи мой крем туда, где взяла! Хорош малеваться! Иди спать, пока я… пока я!.. — Угрозу я так и не озвучила, не сумела сформулировать, зато про себя подумала: «Ничего, гадюка ползучая, еще посмотрим, кто из нас будет смеяться последней!..»

Белесая блудница возлегла на тахту, затесалась между ангелочками, как святая. А мне, как крайней, досталось кресло, которое раньше раскладывалось кроватью. Мы с Валеркой приобрели его на случай гостей, но в конструкции что-то сразу нарушилось, а починить у него руки не доходили. Да и гости у нас не то что не ночевали, а и не гостили… К инвалидному креслу я приставила табуретку, на которую положила ноги. Поза была ужасно неудобной — ни вытянуться как следует, ни повернуться, — вдруг да опрокинешь табурет. Как на вокзале в зале ожидания. И мой сон был неглубоким, будто я чего-то ждала, боялась пропустить. Лежала, перебирая в уме обрывки разговора с Ольгой, и корила себя, что не выяснила подробности взрыва: что там, в доме Волковых, сейчас творится?.. Удалось ли ей закрыть порушенную взрывом дверь? И почему, услышав взрыв, никто не вызвал милицию?.. Стрекоза храпела, спрашивать было не с кого. Но я твердо решила, что утром не позволю ей улизнуть, заставлю возиться с детьми, а сама подамся работать, иначе… Как хорошо, как гуманно, что неприятные мысли о работе пресекает блаженство сна без сновидений, похожее на беспамятно-черный провал между ночным небом и штормящим морем…

…Спозаранок первым проснулся Темочка. Нет, он не заплакал, не завыл, а лишь характерно, натужно закряхтел, из чего не трудно было заключить, что настало время сменить подгузник. Я и сквозь дрему расслышала его возню. Уж не знаю, почему Ольга, многодетная мать, не шевельнулась. В комнате ощутимо запахло сероводородом… А как вы хотели? Памперс — это еще не гарантия свежести, производители и не обещают, что вонять не будет… И все-таки как тяжко ухаживать за несмышлеными малышами, не знающими дорогу до унитаза!.. Покинув кресло, я отбросила деликатность вместе с одеялом и как следует встряхнула спящую красавицу за белое плечо.

— А? Кто? Что?

— Что, где, когда, — передразнила я. — Вставай, топ-модель! Рассвет уже колышется! И твой сыночек проснулся. Чуешь, чем пахнет?

— Так забери его, умой и накорми. — Обрисовав первостепенные задачи, она отвернулась к стенке и накрыла голову подушкой.

Темочка с надеждой во взоре потянулся ко мне, сказал: «Та-та!» И я растаяла: «Иди ко мне, мой голубочек!» В клетке зашелестел разбуженный Азиз. Тоже давал понять, что пора бы и о нем позаботиться, он же не какая-нибудь там ерундовина с птицефабрики, не полкило мяса, не считая перьев, а ценная порода попугая, импортный образец!.. Все равно сначала я занялась Артемычем. А стоило мне выполнить пожелание пернатого и выпустить его на волю, как Азиз завопил:

— Лялька! Лялька дурр-р-ра!

Эффект получился потрясающим — Ксения вскочила, и новообращенная дура, откинув подушку, вытаращилась:

— Откуда он меня знает?

— Кто же тебя в Новосибирске не знает? Сама же намедни хвасталась, что ты — лицо с обложки. Эх, фея билбордов ты наша! — победно рассмеялась я.

— Катя, так нечестно. Зачем ты научила птичку ругать мою мамочку? — упрекнула меня Ксюха, которая так и льнула к Ольге.

— Жр-рать, дур-ра! — надрывался попугай.

— Подонок недоразвитый. — Лялька досадливо отстранилась от дочери, снова устроилась под одеялом, откатившись к стене.

Назло ей я выпустила Азиза на свободу — должен же хоть кто-то в этом доме глаголать истину?!

Подмытый и переодетый Тема пребывал в прекрасном расположении духа. Ползал по ковру, хватая все подряд — тапки, носки и прочие предметы, которые совал себе в рот. Ксения, наверное, не выспалась, потому взирала на меня волчонком из-под мрачно насупленных бровей и ни в какую не соглашалась следить за братом. Пришлось мне, как вчера, таскать его на одной руке, а второй, свободной, варить кофе и чистить зубы. Умываться он мне всячески мешал — играл со струей воды, брызгался и смеялся. Потому, усадив малыша на стиральную машину, я строго погрозила пальцем: «Сиди, Темыч, и не рыпайся, тете надо сапожным кремом намазаться…» Послушания ему хватило не более чем на минуту — ровно до того момента, когда я начала красить глаза. Выцепив с бортика ванны тубу чистящего порошка «Пемолюкс», мальчонка высыпал его на себя, расчихался и заревел. И я снова занималась мытьем и переодеванием, а макияж не завершила.

— Катя, а чем ты нас будешь кормить? — поинтересовалась Ксения, сменившая образ волчонка на образ овечки.

— Ешьте то, что ваша мать приготовит. С меня довольно! Все, баста, завязываю с благотворительностью! Ухожу на работу.

Нехорошо, конечно, что оторвалась на ребенке. Но, захлопнув за собой дверь собственной квартиры, я ощутила необычайное облегчение, чувство, будто какой-то праздник наступил. Да, это сладкое слово — свобода!.. Это большое человеческое счастье, когда руки не обременены ни детьми, ни тяжелыми сумками… Выйдя на улицу, я распахнула объятия зиме и выдохнула: «Мороз и солнце — день чудесный!»

Пожалуй, никогда еще поездка до риелторской конторы не доставляла мне столь колоссального удовольствия. Удобно устроившись на лавочке в поезде метро, подмигивала своему отражению в черном стекле напротив. Попутчики меня на сей раз вообще не интересовали. Я мысленно надсмехалась над Лялькой: «Ты все пела? Это дело. Так поди же попляши!» Представила, как изнеженная лентяйка, попрыгунья-стрекоза будет варить кашу и драить кастрюлю, портя свой идеальный маникюр. Пусть ломает, портит свои накладные ногти, и сама пусть обломается — покрутится, посуетится, обслуживая детей самостоятельно. Не собираюсь ее больше опекать!.. У меня есть своя жизнь, собственные важные планы, надежды и чаяния. Все, хватит грузиться чужими проблемами!

Негений Падлович Буренко встретил меня благодушнее некуда:

— О, кого я вижу? Катерина!.. Никак вы выздоровели? А почему щека ободрана? Неужто с попугаем подрались? Или вы кота завели?.. А-ха-ха-ха, бывают же такие дикие коты на двух ногах, ха-ха!

— Не то чтобы совсем выздоровела, — промямлила я, поздоровавшись, — но котов мне точно не надо.

Покосилась на стол, который занимает Лидия Гаевая. Странно, но ее кресло пустовало. Нечто новенькое — девушка никогда не опаздывала, она даже представления не имела о том, как сладок утренний сон. Это я позволяю себе иногда… А Лидка исповедовала девиз американцев: nothing privacy, only business — ничего личного, только работа! Сегодня и я твердо намеревалась придерживаться того же золотого правила.

Шеф, понизив голос, доложил:

— Мы с Лидочкой вчера собирались вас навестить. Так, чисто по-товарищески… Волновались, что вот вы болеете, а одиноким женщинам ведь и стакан воды никто не подаст, не поднесет… Не думайте, Екатерина, я — не зверь, не бюрократ какой-нибудь. Если плохо себя чувствуете, возвращайтесь домой и продолжайте лечиться дальше, до победного, так сказать, конца. Мне не нужны бюллетени и справки. Главное — здоровье…