— Шакр? — прошептал жрец.

Открыв глаза, он будто посмотрелся в зеркало — старый седобородый Шакр был почти точной копией его. Они походили друг на друга как два древних дуплистых дерева, как два замшелых камня, как два старика, проживших бок-о-бок всю свою жизнь, как хозяин и его слуга.

— Он самый, — сказал Шакр. — Доброе утро, почтенный.

— Демон тебя побери, Шакр. Что тут было? Что так грохочет?

— Тебе приснился дурной сон, господин, — повторил Шакр. — Ты так кричал во сне, я от испуга даже выронил поднос с умывальным тазом.

— Вздор! — крикнул Яссен. — Ты что, не слышишь, как грохочет набат?

— Это стучит кровь у тебя в висках, — рассудительно проговорил слуга. — Ты так взволнован. Ты всегда волнуешься перед проповедью.

— Проповедь!!! — в исступлении выкрикнул Яссен. — Будь она проклята, эта проповедь! Я вам покажу проповедь! Пусть сожрет меня Тень, если я дам этим отродьям топтать нашу землю!

— За тобой уже присылали, — пробормотал перепуганный слуга, — скоро жертвоприношение. Не угодно ли…

— Пшел! — рявкнул жрец. — Я устрою им жертвоприношение. Клянусь, ни одна тварь не уцелеет!

Оттолкнув слугу, он бросился вон из дома.

Черное небо равнодушно смотрело на землю желтым глазом луны. Мекит, словно почувствовав на себе этот взгляд, запрокинул голову и застыл на время неподвижным идолом. Возносил ли он хвалу богам, просил ли их о помощи или просто запоминал рисунок созвездий, чтобы не сбиться ночью с пути, — кто знает.

Возможно, все эти ответы имели под собой достаточные основания. Разве не следует возблагодарить Скорпиона и остальных одиннадцать небожителей хотя бы за то, что он, вор Кинжал, удостоился чести прокатиться в повозке самого главы сквамандской Стражи, да еще в его компании?

Разве может оказаться лишней помощь бессмертных в таком деле, когда придется ходить по краю пропасти? Он сам, так смело и так безрассудно подвел себя к этой пропасти, так может неизмеримо более мудрые боги сумеют удержать его от шага за край.

Ну а звезды — Кинжал немного умел их читать — должны оказаться полезными прямо этой ночью. Укатанная дорога хорошо видна в свете полной луны, но ему предстояло с нее сойти. Рикатс подвез Мекита так близко к Восточным горам, как это было возможно. Гряда полуразрушенной крепостной стеной стояла впереди, а, если затаить дыхание, можно было различить отдельные резкие звуки, долетавшие из лагеря Объединенной армии.

Кинжал, поежившись в холодном воздухе осенней ночи, пошел на север, параллельно цепи Восточных гор. Если идти этим курсом сутки или чуть больше, дойдешь до Земли тельцов. Хвала Скорпиону, такой цели перед Кинжалом не стояло. Все, что ему требовалось — это пройти около двух парасангов. Там уже не было армейских дозоров, зато был удобный и безопасный даже ночью проход через горы — слишком узкий для того, чтобы им могла воспользоваться армия, но вполне достаточный для одиночки. Найти его, если верить Рикатсу, будет легче легкого.

Мекиту еще ни разу не приходилось покидать Землю скорпионов. Отчасти это объяснялось его еще довольно юным возрастом, отчасти — обычной для скорпиона неприязнью к чужим. Ко всему этому примешивалась врожденная осторожность. Кинжал не спешил в Тень Зодиака и взял себе за правило не рисковать без необходимости. Повадки стражников родной Земли были им изучены досконально, а стражники-чужаки могли преподнести сюрприз. Конечно, Кинжал планировал рано или поздно отправиться в путешествие — когда дома станет слишком жарко. И вот, пожалуй, этот момент настал.

Это было одной из главных причин взяться за задание Рикатса. Кинжал и Рикатс поняли друг друга, поняли почти без слов. До того дня Кинжал и не подозревал, как тесно вокруг него расставлены сети. Не прояви он своей благородной смелости, пожалуй, недолго ему оставалось пить хорошее вино в дорогих тавернах. Насквозь пропитанная кровью казненных плаха с жадностью выпила бы и его кровь, а этот момент Мекит хотел бы отложить на как можно более далекое время.

Что ж, теперь ты герой, парень, сказал себе Кинжал, продолжая вышагивать по колено в пожухшей траве. Время от времени он бросал быстрый взгляд на небо, но больше для порядка. Горная гряда по правую руку была отличным ориентиром, сбиться с пути можно было разве что специально.

А это в планы Кинжала не входило. Не только потому, что преисполненный жаждой мести Рикатс мог из-под земли достать. А ведь это уже обоснование ничего себе…

Была еще порядочность. Да-да, самая обыкновенная порядочность, которой Кинжал был отнюдь не чужд. И в своей пока еще не долгой, но уже очень насыщенной воровской жизни ему не раз и не два приходилось делать выбор между лишним барышом и чистой совестью. Причем выбрать первое человек может только единожды в своей жизни — после этого выбор уже не стоит, а совесть послушно переплавляется во что-то более удобное и менее беспокойное.

В этом случае разговор о барыше не шел, но привыкший честно выполнять все условия сделки Кинжал помыслить не мог обмануть чье-то доверие.

Имел место и трезвый расчет. Глаз и, прежде всего, развернутая им кампания, не нравились Мекиту. Идея обложить оброком лихой народ казалась Кинжалу кощунственной, противоречащей самому духу свободного воровского братства. Одно дело поделиться с менее удачливым коллегой в момент своего благополучия. Напрямую или при посредстве заведений типа «Веселой таверны», не суть важно. Но то, что делал Глаз… Если так пойдет и дальше… Кинжал не мог точно представить, во что это выльется, но явно ни во что хорошее. Так что, если есть возможность этому помешать, Мекит к вашим услугам.

Ну и конечно любопытство! Любопытство, так умело разожженное Рикатсом. Тут явно были такие тайны, ради которых Кинжал готов был сунуть голову в пасть льва. Зеркало богов, надо же… Ему самому ох как хотелось бы посмотреться в это Зеркало. И даже вся желчь и злоба в голосе Рикатса не ослабила этого желания.

Как жаль, что ни о Зеркале, ни о том великом походе из Рикатса не удалось больше толком ничего выжать. У них было много времени для разговора — вдвоем на просто шикарной повозке, запряженной четверкой лошадей. Возницу Рикатс с собой не брал, и им приходилось сидеть на козлах поочередно, что немного затрудняло общение, но все равно, Кинжал попробовал… Осторожно и ненавязчиво, окольными путями он выводил собеседника на нужные темы. Но его риторика дала не больше эффекта, чем прямолинейный натиск Горелого. Рикатс ускользал, отговаривался, переводил разговор на другую тему или просто и незатейливо отмалчивался. Но не добавил ничего существенного к сказанному им в таверне.

Лишь однажды Кинжалу показалось, что он нащупал какую-то слабину в непробиваемой броне главы сквамандской Стражи. Тогда, прервав затянувшееся молчание, он спросил: