Старый привратник как мог заботился о своем хозяине, и Яссен был ему за это очень благодарен, вот только… Вот только тревожные предзнаменования, случившиеся днем, никак не шли у него из головы. Результаты сегодняшнего гадания были мрачным предупреждением, угрозой. Будто самый жуткий демон вдруг вынырнул из мрака оборотной стороны и погрозил когтистым пальцем: ждите беды! Но что за беда? Война? Да, она близко, у самого порога. Но знающие люди говорят, что орды Глаза увязли на границе с Землей скорпионов, и вряд ли скоро явятся сюда. Тогда что? Не ярмарка ведь! Ярмарка может быть всякой — шумной, возмутительной, бесшабашной, пьяной, богохульной, пестрой, полной соблазнов… Соблазны! Будь они прокляты, эти соблазны! От одного этого слова мутится разум. И с кем, с кем он ее видел! Как забыть этот позор?!

Нет, нужно успокоиться. Проблема решена, решена давно, нужно выбросить из головы и думать о том, что важно теперь.

Ярмарка. Завтра ярмарка. Эта мысль отрезвила, вернула к реальности. Нужно работать.

Лишь небольшую часть своего служения жрец совершает в храме у алтаря или в башне у гадательной чаши, хотя именно по этой самой работе люди судят о нем. И им невдомек, что большую часть работы он делает здесь, за этим самым столом, обложившись папирусами и зарывшись в старые свитки.

Ярмарка, Хлебная ярмарка. Пахнущая пропыленными мешками с зерном, расплавленным воском печатей, которыми каждый год перед торжищем Смотритель рынков клеймит меры и гири, потом носильщиков, конским навозом, благовониями, снедью, вином, сеном, углем, медью, башмаками, сыростью, приносимой первыми холодными ветрами с гор, репой, жухлыми цветами, и еще тысячью тысяч запахов, на которые так щедра эта земля.

А еще ярмарка пахнет кровью. Арисса — пограничный город, сюда на торг съезжаются толпы скорпионов, водолеев, наезжают жители иных Земель, и накануне открытия вся эта чужестранная братия приносит бесчисленные жертвы богам своих захудалых земель. Режут баранов, режут коз и свиней, отрывают головы голубям, вспарывают животы рыбам, вытряхивая на жертвенники их вонючие потроха. Реки крови, тысячи оборванных жизней несчастных бессловесных тварей — и все это во имя надежды увезти из-под стен Ариссы чуть больше дзангов, чем в прошлом году. А потом — Великое Постоянство! — эти варвары жгут жир, жгут кости своих жертв, вознося хвалы бесплотным духам, обитающим в Тени Зодиака, приносят жертвы мертвецам, моля их присмотреть за живыми, прося подыскать тепленькие местечки в тех краях, куда когда-нибудь отправится каждый из нас, чтобы остаться там навсегда. И никто из них никогда не примет и не познает истины, с испокон веков известной тельцам. Истины, гласящей, что только твой бог-покровитель может решать, удостоишься ты после смерти его милости или нет. И что никакие жертвоприношения не заменят верного служения своему богу. Дикость! Дикость! Дикость!!!

Великие боги, а ведь когда-то он сам любил эти ярмарки. В детстве. Обожал весь этот шум и толкотню, все эти новые, незнакомые, будоражащие запахи. Ранним утром первого дня, когда после жертвоприношения, совершенного отцом, начиналась торговля, он, маленький мальчик, нырял в толпу, как другие ныряют в волны реки, и проводил дни напролет, рассекая бурлящие людские волны, наслаждаясь их шумом. Проталкивался, протискивался, погружался в неведомые глубины базара, находил в его потаенных уголках невероятные диковинные сокровища, и, если в кармане водились деньги, затевал с их обладателями ожесточенные схватки, из которых почти неизменно выходил победителем. О, он умел торговаться! Он умел заискивать, умел льстить, умел казаться незаинтересованным, умел уходить — но так, чтоб продавец мчался вслед, на ходу сбрасывая цену! А как он сталкивал лбами торговцев, провоцируя их на ссоры, заставляя пускать в ход кулаки, чтобы доказать конкурентам, чей товар здесь лучший. Сколько раз на спор с мальчишками он выторговывал самые невероятные вещи у самых прижимистых купцов. Вечером же, нагруженный трофеями, переполненный эмоциями, он возвращался домой, чтобы похвастаться дневной добычей перед младшими братьями и сестрами. Какой восторг вспыхивал в глазах малышни, когда он раскладывал на полу детской свои богатства: стеклянные и жемчужные бусины из далекой Земли рыб, стрелы-пугачи, снабженные свистками — изобретение хитроумных стрельцов, заморские фрукты, сладости, игрушки, дешевые ножи, какие-то инструменты, и еще безмерное количество разных разностей, от которых разбежались бы глаза и у самих богов.

Вот только отец не одобрял этих его увлечений. Ох и влетало маленькому Яссену, когда папаша ловил его на месте преступления, в ярмарочной гуще, у прилавка какого-нибудь чужеземца! Отец ненавидел ярмарку, и это всегда вводило в замешательство его сына: как может человек ненавидеть этот волшебный мир, это пестрое торжище, об успехе которого каждую осень служит молебны и приносит в жертву Тельцу целые возы отборных плодов?!

А циркачи! Подумать только, будущий верховный жрец Ариссы когда-то боготворил циркачей! Они завораживали его своей ловкостью, смелостью бесшабашной, умением делать и говорить такое, о чем все прочие даже не смеют помыслить. Понятное дело, отец не одобрял и это его увлеченье. До того не одобрял, что однажды, после очередного крупного разговора с родителем, юный Яссен сбежал из дому с крошечной труппой, кочевавшей по окраинам Земли тельцов. Его быстро поймали и наказали примерно, но еще много лет сердце молодого жреца сладко замирало при одном только упоминании о бродячих артистах.

Боги, как давно это было! С тех пор он переменился, разительно переменился. Теперь он куда больше походил на своего отца, и случись чудо, встреться он-теперешний с собой-юным, юнцу, пожалуй, изрядно бы влетело за легкомыслие и неподобающие поступки. Да, старый Яссен изменился. С каким наслаждением месяц назад он отправил в тюрьму этого бродячего акробата, мальчишку-водолея. Лишь бровью повел — и стражники сцапали мерзавца, даже не дав ему поймать яблоки, которыми тот жонглировал. И никто не возмутился, беженцы надоели всем. Одно дело, когда чужаки появляются в городе раз в год, и с них можно получить какую-то выгоду, и совсем другое, когда эти жалкие отродья день и ночь клянчат под окнами. Мать всех теней! Чего ради, спрашивается, жалеть тех, от кого отвернулся даже собственный бог-покровитель? Как можно жалеть нечестивцев, приносящих кровавые жертвы, и этим оскверняющих саму суть человеческого служения бессмертным богам?!

Что же до того мальчишки… О, у Яссена имелся повод расправиться над ним, и прохвост должен быть благодарен своему Водолею за то что остался жив. Повод ужасный, и столь щекотливый, что при одном воспоминании на старика накатывала черная волна злобы.

Найана. Найана, его пятнадцатилетняя дочь, увлеклась этим недоноском. Дважды старик заставал их, когда они миловались в укромном уголке на окраине. Сын Водолея с дочерью Тельца. Этот мир несомненно ждет погибель! Хвала богам, то был действительно укромный уголок, и никто из посторонних не мог увидеть богомерзкую парочку. К счастью, Яссену место было прекрасно известно — он сам показал его Найане несколько лет назад. Ниша в городской стене, слева от боковых ворот, неподалеку от потайного выхода из Ариссы. Он, дурачина, думал, что дает девчонке путь к спасению на случай какой-нибудь беды, а на деле…