После заката верховный жрец развлекал регента на небольшом празднестве. Он приказал подать в его честь знаменитое вино с виноградников, окружающих храм. Именно в Бусирисе великий бог Осирис подарил Египту виноград. Когда ароматное вино смягчило регента и остальную часть компании, жрецы разыграли перед ними несколько театральных представлений, рассказывающих историю жизни великого бога. В каждом Осириса изображали с различным цветом кожи: белым после обертывания мумии пеленами, черным для царства мертвых, красным для бога возмездия. Он всегда держал скипетр и плеть, знаки отличия правителя, а ноги плотно сомкнутыми, будто у трупа. В заключительном акте его лицо было окрашено зеленым, что символизировало его значение для природы. Как просо дурра, означавшее жизнь и хлеб насущный, Осириса похоронили в земле, что означало смерть. В темноте нижнего мира он пророс подобно семени проса и затем явился вновь в величественном круговороте вечной жизни.

Во время представления верховный жрец называл имена власти бога: «Глаз Ночи», «Вечно Доброе Существо», «Сын Геба» и «Веннефер, Совершенный в Величии».

Затем, окутанные дымом из горшков с ладаном, под удары гонга и барабана жрецы запели эпическую поэму о борьбе между добром и злом. Легенда повествовала о том, как Сет, завидуя своему добродетельному брату, запер Осириса в сундук и бросил в Нил, желая утопить. Когда его мертвое тело выбросило на берег, Сет разрубил его на части и спрятал их. Здесь, в Бусирисе, он спрятал хребет. Исида, их сестра, отыскала все части тела и вновь соединила их. Затем она совокупилась с Осирисом. В миг соития ее крылья вновь раздули в нем дыхание жизни.

Перед полуночью регент Египта выпил бутыль ароматного крепкого вина и пришел в возбужденное и восприимчивое состояние, а жрецы пробудили в нем религиозный трепет. Когда серебряный луч полной луны проник сквозь точно размещенное в крыше храма отверстие и медленно заскользил по плитам нефа к закрытой двери святилища, верховный жрец дал сигнал, и все жрецы вышли шествием, оставив господина Нага и Таиту одних.

Когда пение отбывающих жрецов затихло вдали и в помещении повисла тяжелая тишина, Таита взял регента за руку и повел по залитому лунным светом нефу к дверям святилища. Как только они приблизились, большие покрытые бронзой двери сами собой распахнулись. Господин Наг вздрогнул, и его рука задрожала в руке Таиты. Он хотел отойти, но Маг повел его вперед.

Святилище освещалось четырьмя жаровнями, по одной в каждом углу маленькой комнаты. В центре покрытого плиткой пола стоял низкий табурет. Таита подвел Нага к нему и жестом показал, чтобы он сел. Едва он сделал это, двери позади них захлопнулись и Наг испуганно оглянулся на них. Он снова хотел встать, но Таита положил руку ему на плечо, чтобы удержать.

– Независимо от того, что вы увидите и услышите, не двигайтесь. Не говорите ни слова. Если вам дорога ваша жизнь, ничего не делайте. И ничего говорите.

Таита оставил его сидеть и торжественно приблизился к статуе бога. Он поднял руки, и внезапно в них оказался золотой кубок на длинной ножке. Он высоко поднял его и обратился к Осирису, чтобы тот благословил его содержимое, затем вернулся к Нагу и приказал ему выпить. Вязкая как мед жидкость вкусом напоминала дробленый миндаль, лепестки розы и грибы. Таита хлопнул в ладоши, и кубок исчез.

Он простер пустые руки и сделал перед лицом Нага таинственный пасс вперед и назад, и в мгновение ока его сложенные чашей руки заполнили Лабиринты Амона Ра. Эти пластинки из слоновой кости Наг узнал по причудливым рассказам о ритуале, которые он слышал. Таита попросил его взять пластинки в руки, пока сам обращался к Амону Ра и хозяину пантеона.

– Величественный в свете и пламени, яростный в божественном величии, приди и выслушай наши просьбы.

Наг заерзал на табурете, потому что Лабиринты стали жечь ему руки, и с облегчением передал их обратно Таите. Он сильно вспотел, наблюдая, как старик пронес их через святилище и положил к ногам гигантской статуи Осириса. Маг встал на колени и склонился над ними. Некоторое время в комнате не было слышно ни звука, кроме шипения огня, не было никакого движения, кроме пляски теней, отбрасываемых на каменные стены мерцающим светом жаровен.

Затем вдруг ужасный бестелесный вопль заполнил святилище. Словно злой брат вновь отрезал богу детородный орган. Наг тихо застонал и закрыл голову накидкой.

Снова наступила тишина, но внезапно пламя в жаровнях вспыхнуло, вытянулось до потолка и стало меняться от желтого до ярких оттенков зеленого и фиолетового, темно-красного и синего. Большие облака дыма поднялись от них и заполнили комнату. Наг вдохнул и закашлялся. Он почувствовал, что задыхается, и его чувства померкли. Ему казалось, что собственное дыхание отдается где-то у него в голове.

Таита медленно повернулся к нему, и Наг задрожал от ужаса, ибо Маг преобразился. Его лицо светилось зеленым, подобно лицу возродившегося бога. Зеленая пена вскипала в открытом рту и лилась на грудь, а глаза были слепыми шарами, отражающими в свете жаровен серебряные лучи. Не двигая ногами, он заскользил к тому месту, где сидел Наг, и из его открытого, полного пены рта вырвались голоса дикой толпы демонов и джиннов, ужасный хор криков и стонов, шипения и хрюканья, рвоты и безумного смеха.

Господин Наг хотел подняться, но звуки и дым, казалось, заполнили его голову, и темнота сокрушила его. Ноги под ним ослабли, и он в полном беспамятстве ничком свалился с табурета на плитки пола.

Когда регент Египта очнулся, солнце стояло высоко, искрясь на водах реки. Он лежал на шелковом матраце на кормовой палубе царской барки, под желтым навесом.

Он посмотрел вокруг мутным взглядом и увидел паруса галер сопровождения, белые, как крылья белой цапли, на фоне пышный зелени речных берегов. Солнечный свет слепил, и он снова закрыл глаза. Очень хотелось пить, а в горле саднило, как если бы он проглотил горсть острых осколков камня, и в голове тяжело стучало, будто все демоны из его видений были заключены в ней. Он стонал, дрожал, и его обильно рвало в ковш, который держал перед ним раб.

Таита подошел к Нагу, приподнял его голову и дал выпить глоток какого-то чудесного прохладного зелья, вскоре ослабившего стук в голове и позволившего выйти газам, запертым в раздутом животе. Они с треском вырвались снизу порывом дурно пахнущего ветра. Оправившись достаточно, чтобы снова говорить, регент прошептал:

– Расскажите мне все, Таита. Я ничего не помню. Что открыли Лабиринты?

Прежде чем ответить, Таита отослал всю команду и рабов за пределы слышимости. Затем он встал на колени около матраца. Наг положил дрожащую ладонь на его руку и жалобно прошептал:

– Я не помню ничего после… – Он заколебался, поскольку страхи предыдущей ночи вернулись, и задрожал.

– Мы почти доплыли до Себеннитоса, великий, – сказал Таита. – Мы прибудем в Фивы до сумерек.

– Что случилось, Таита? – Наг потряс его руку. – Что открыли Лабиринты?

– Великие чудеса, великий. – Голос Таиты дрожал от волнения.

– Чудеса? – Интерес Нага усилился, и он из последних сил попытался сесть. – Почему вы называете меня «великий»? Я – не фараон.