В этот момент дверь открылась и на пороге появилась доктор Хио. Истолковать выражение ее лица у меня не получилось. Сожаление? Отстраненность?

Не поздоровавшись, она кивнула в сторону коридора:

— Прошу вас пройти в мой кабинет.

Я тотчас же двинулась за ней, а Куань замер с чашкой в руке, будто не зная, куда ее девать. Наконец он пришел в себя и быстро поставил чашку на стол, так что чай выплеснулся и на столешнице образовалась лужица. Заметив это, Куань замешкался. Может, вытереть? Нет. Куань выпрямился и заспешил следом.

Доктор шагала впереди, мы с Куанем старались не смотреть друг на друга, самое важное так и осталось невысказанным. Мы глядели в спину перед нами, прямую, обтянутую белым халатом. Доктор двигалась быстро и легко, волосы ее были собраны в девчачий хвост, раскачивающийся в такт шагам.

Открыв одну из дверей, доктор пригласила нас войти, и мы очутились в кабинете с серыми стенами. Безликом и незапоминающемся. Ни одной детской фотографии на стене, а на столе — только телефон.

— Пожалуйста, присаживайтесь.

Она указала нам на два стула, а свой выдвинула из-за стола. Возможно, этому их научили в институте? Что письменный стол придает врачу вес, однако, когда говоришь о чем-то серьезном, лучше находиться ближе к собеседникам?

О чем-то серьезном. Она собиралась сказать нам что-то серьезное. Мне вдруг захотелось, чтобы она села куда-нибудь еще. Не так близко. Я откинулась на спинку стула, подальше от доктора Хио.

— Мы можем его увидеть? — быстро спросила я. И храбрость покинула меня, задавать другие вопросы я не осмелилась. Что с ним случилось? Как он? И что будет дальше?

Она посмотрела на меня:

— Боюсь, пока вам к нему нельзя… И, к сожалению, ответственность за вашего сына с меня сняли.

— Сняли ответственность? Но почему?..

— У нас было несколько версий диагноза. Но… точный диагноз нам так и не удалось поставить. — Ее глаза забегали. — Этот случай настолько серьезный, что он находится за пределами моей компетенции.

Мне стало немного легче. Самых страшных слов она не произнесла. Покинул нас, умер, его больше нет — этого она не сказала. Она сказала, что случай сложный и что у них было несколько версий диагноза. Значит, они не прекратили попытки.

— Хорошо. Прекрасно. И кто теперь будет его наблюдать?

— Врачи, которые вчера вечером прилетели из Пекина. Я назову вам их имена, как только сама их узнаю.

— Из Пекина?

— Они лучшие в этой сфере.

— И что сейчас будет?

— Мне велели передать вам, что придется подождать. Можете пока вернуться домой.

— Что?! Нет!

Я повернулась к Куаню. Почему же он молчит? Доктор Хио заерзала на стуле.

— Он в хороших руках, лучше не бывает.

— Мы никуда не поедем. Это наш ребенок.

— Мне велели передать вам, что, возможно, окончательный диагноз они поставят еще очень не скоро. И вы здесь ничем помочь не можете. У Вей-Веня было очень странное и необычное заболевание.

Я окаменела. Было.

Я наконец открыла рот, но слова никак не слетали с языка.

— Что вы сейчас сказали?

Я повернулась к Куаню, но тот лишь неподвижно сидел, положив руки на колени. Нет, он ни о чем спрашивать не станет. Я вновь повернулась к доктору.

Слова вырвались откуда-то из самой глубины:

— Он жив? Вей-Вень жив?

Она склонилась вперед, вытянула шею и чуть приподняла голову, став похожей на выглядывающую из панциря черепаху. В ее круглых глазах я прочла мольбу. Доктор Хио словно просила нас не дергать ее больше. Ответа не последовало.

— Он жив?

Доктор замялась:

— В последний раз, когда я его видела, он был… Его подключили к аппарату искусственного жизнеобеспечения.

Сбоку всхлипнул Куань. Я заметила, что щеки у него мокрые, но мне было все равно.

— Что это значит? Что он жив, да? Это значит, он еще жив?

Она медленно кивнула.

Жив. Я ухватилась за эти слова. Жив. Он жив.

— Но он подключен к аппарату, — тихо добавила она. Не имеет значения. Я заставила себя думать, что это не имеет значения. Самое главное — он жив.

— Я хочу его увидеть, — громко потребовала я. — Я не уеду, пока его не увижу.

— Боюсь, это невозможно.

— Он мой сын.

— Как я уже сказала, по поводу него я больше решений не принимаю.

— Но вы знаете, где он.

— Мне и правда жаль, но…

Я вскочила. Куань поднял голову и изумленно посмотрел на меня. Не глядя на него, я повернулась к врачу:

— Отведите меня к нему.

Где-то часов в пять я отправил Рика с Джимми по домам. К тому времени две трети всей работы мы сделали, а оставшееся я и сам осилил бы. Зачем платить другим, если можешь сделать сам? Когда начало смеркаться, я почти все доделал. И примерно в то же время на лугу появились какие-то отвратительные приставучие мошки. Интересно, где они прятались днем… Но с наступлением темноты их налетели целые тучи, и избавиться от них никак не получалось. Они, похоже, любили людей, потому что никак не желали от меня отставать, куда я — туда и они.

Пора было возвращаться. Я шагал к машине, когда позвонил Том. Я так и не удосужился сохранить в мобильнике его номер — по правде сказать, я просто-напросто не знал, как это делается, но номер его я все равно узнал.

— Привет, папа.

— Привет.

— Ты где?

— А ты чего спрашиваешь-то? — усмехнулся я.

— Ну, не знаю…

— Раньше люди сперва интересовались, как дела, а сейчас, когда у каждого мобильник, мы спрашиваем, где ты, — сказал я.

— Ну да.

— Я на пасеке. Ульи обходил.

— Ясно. И как там дела?

— Шикарно.

— Хорошо. Отлично. Рад слышать.

Рад слышать? Прозвучало это фальшиво. Он что, всегда теперь так говорить будет?

— А ты, кстати, как думаешь, о чем это говорит? — спросил я.

— В смысле?

— Ну, про нас и наше общество. То, что мы больше не спрашиваем, как дела.

— Папа…

— Да ладно, я ж просто придуриваюсь.

Я выдавил из себя смешок, но Том, как всегда, в ответ не засмеялся. Мы на несколько секунд умолкли. Я засмеялся громче, думал, так будет лучше, и вот стою я там, варежку разинув, как вдруг раз — и прямо в рот мне влетела мошка, да еще так далеко — готов поспорить, что до самого горла добралась! В горле жутко защекотало, и я растерялся: попробовать ее выкашлять? Или проглотить? Я попробовал разом и то и другое. Не помогло.