Сам по себе спорт ведь со времен той же Московской Олимпиады сильно изменился. Как только в нем был запущен процесс коммерциализации, а произошло это после Игр в Сеуле, когда Самаранч принял решение допустить профессионалов к участию в любительских соревнованиях, начался серьезный конфликт между клубными и национальными сборными: международные федерации стали в некотором смысле дублировать действия МОК — искать спонсоров, привлекать телевидение, это в свою очередь потребовало резкого увеличения количества соревнований. Если раньше большим количеством стартов отличались лишь единичные виды спорта типа тенниса и горных лыж, постепенно в эту обойму втянулись все.

* * *

Под занавес Московской Олимпиады случилась ситуация, позволившая мне увидеть Сергея Павловича Павлова в совершенно неожиданном ракурсе. Не думаю, кстати, что о нем знают многие из тех, кто во время тех Игр с ним работал. Павлов, как председатель Спорткомитета, возглавлял штаб советской делегации, в который входил и я в силу своей должности руководителя динамовской группы, тем более что на динамовских сооружениях проводили достаточно большое количество соревнований. В этот перечень входило стрельбище в Мытищах, игровой зал на улице Лавочкина, и так далее. По утрам приходилось вставать чуть свет, в шесть-семь часов я уже проводил совещание собственного штаба, где мне докладывали сводку по предыдущему дню, затем начинался соревновательный день, плюс — велосипедные дела. Вечером мы в обязательном порядке собирались у Павлова в Олимпийской деревне, решали какие-то текущие проблемы, подводили итоги, в общем — каждодневных забот хватало. В связи с этим я ложился спать в лучшем случае в час, а то и в два часа ночи, чтобы снова подняться в четыре или пять утра.

С одной стороны, это была крайне интересная и «плотная» жизнь. С другой, усталость уже накопилась до такой степени, что подсознательно все ждали, когда уже все закончится.

В заключительный день Игр мы с моим приятелем пятиборцем Олегом Чувилиным, который возглавлял в Спорткомитете одно из управлений, пошли на закрытие Олимпиады — в официальных парадных костюмах, все как положено. До начала церемонии оставалось, наверное, час или полтора, а возможно, что и меньше. Павлов уже находился на правительственной трибуне, наши же места располагались прямо под ней. И вдруг от Павлова прибегает человек:

— Сергей Павлович просит вас срочно к нему подняться.

Я, естественно, поднялся в ложу. Гляжу, на Павлове в буквальном смысле нет лица. Спрашиваю его:

— Что случилось?

И слышу в ответ:

— В точку сбора нашей делегации у Малой спортивной арены не все пришли. Ребята, выручайте: делайте, что хотите: вытаскивайте с трибуны всех наших, но во чтобы то ни стало нужно скомплектовать «коробочку».

Мы с Чувилиным кинулись на Малую спортивную арену. Когда добежали, там стояло человек, наверное, уже пятнадцать. В чем дело, всем было по-человечески понятно: Олимпиаду триумфально выиграли, расслабились. Но допустить, чтобы страна-победитель появилась на стадионе в столь жалком виде, было совершенно невозможно — в этом отношении я Павлова прекрасно понимал, тем более что с минуты на минуту на трибуне должны были появиться члены Политбюро.

Мы стали хватать всех подряд, кто направлялся на трибуны в костюмах советской команды. Объясняли коротко: «Ребята, экстренно нужна ваша помощь». В итоге все-таки сколотили «коробочку» человек на сорок или пятьдесят, сами встали во главе.

Супруга моя тогда сидела на трибуне и потом рассказывала, что вообще ничего не успела понять: вроде только что рядом был, потом отошел куда-то, бац — и уже по стадиону иду. Зато конфуза удалось избежать.

Для того, чтобы понять Тур де Франс до конца, нужно хотя бы однажды проехать его «ногами». Но это не только спорт: по истории гонки — величайшей из всех существующих — можно до мелочей проследить начало проникновения бизнеса в спорт. Вопрос-то с самого начала стоял всего лишь о повышении тиража газеты L'Auto — прототипа нынешней французской L'Equipe.

История Тур де Франс берет начало в 1902 году. Идеологом этого мероприятия был, как известно, спортивный журналист с велосипедным прошлым, но никогда в подобных гонках не выступавший. Он просто любил велосипед. Звали его Жео Лефевр. Он и стал одним из учредителей Тур де Франс вместе со своим другом, издателем и редактором L'Auto Анри Дегранжем (ему впоследствии на одном из перевалов поставили памятник). Так появилась форма соревнования, в основе которого лежало не что иное, как принцип реализации коммерческого рекламного проекта через спорт: если до появления Тура общее число подписчиков газеты составляло 25 тысяч, то двадцать лет спустя тираж в дни гонки составлял 500 000 экземпляров в день.

По объему телевизионных трансляций нынешний Тур де Франс стоит сразу после летних и зимних Олимпийских игр и чемпионата мира по футболу. Но в отличие от этих турниров гонка имеет одну уникальную особенность: у нее 120 миллионов зрителей и только десять процентов из этого числа — люди, сидящие на трибуне.

В первых гонках было немало курьезного. Поскольку велосипеды часто ломались, гонщики везли все запасные колеса и трубки на себе. Дороги тоже оставляли желать лучшего, поэтому были туры, когда до финиша добиралось не более десятка человек, а кто-то вообще доезжал дистанцию на трамвае.

До 1914 года существовала практика, когда гонка ехала ночью, а днем гонщики отдыхали. Делалось это в связи с тем, что относительно хороших дорог во Франции в те времена имелось не так много, и все они в дневное время были прилично перегружены.

По мере хода истории Тур де Франс стал обрастать как организационным, так и коммерческим опытом. С конца 80-х годов прошлого века проводить «Большую петлю», как в просторечии стали именовать свою гонку французы, стало специально организованное «Общество Тур де Франс», которое впоследствии взялось еще и за проведение ралли Париж-Даккар и парусной регаты. Обычно почти все спортивные турниры проводятся в относительно неизменных условиях — на стадионе, в зале. Соответственно и провести их проще. Многодневка — особенная история. Организовать соревнование, которое идет по дорогам всей страны, не упустить из вида ни единой мелочи — великое мастерство. Думаю, что невозможно найти иное спортивное мероприятие, чья история насчитывала бы сто с лишним лет и которое продолжало бы прибавлять в развитии, не меняя своей формы.

Когда я впервые соприкоснулся с Тур де Франс, у меня уже имелся достаточно большой опыт проведения велогонки Мира. И разумеется в плане организации я считал ту гонку верхом совершенства. Мы действительно воспринимали ее, как верх организационного совершенства, искренне восхищались тем, что наши гонщики могут вообще не беспокоиться об организационной стороне дела. У каждого из спортеменов имелся специальный брезентовый кофр с замками и под определенным номером, оставалось только уложить внутрь чемодан, который забирала специальная служба. Другими словами, спортсмен утром выходил из гостиничного номера в велосипедных трусах, майке и туфлях, ехал этап, приезжал в другой город, где в номере нового отеля все уже было разложено точно так же, как было в предыдущем. Врачи команд составляли рацион и в самом начале гонки все уже точно знали, что будут есть на ужин в каждый из последующих дней. Было налажено все: сервис, встречи в городах, общение с болельщиками, начиная от обычного населения и заканчивая политическим руководством, спонсорские приемы — и прочая, и прочая, и прочая.