Она была, наконец, сыта. Софи крепко спала в соседней комнате. Памела тоже должна была уже давно спать сном младенца, но как только она закрывала глаза, перед ее мысленным взором возникал калейдоскоп лиц и событий: удивленный старый герцог, бледная леди Астрид, порочный и циничный Кристин, горячий взгляд Коннора.

Едва слышно застонав, она откинула тяжелое стеганое одеяло. Она хорошо помнила свою необузданную реакцию на поцелуй Коннора. Что же будет, если он пустит в ход все свои чары? Неужели ей придется пожертвовать всеми своими принципами и признать, что, в конце концов, она дочь своей матери?

Памела зажмурилась от лунного света, проникающего в спальню через окно. Ей хотелось как можно скорее уснуть.

И вот, наконец, ее стала охватывать приятная дрема. Перед ее глазами стояло лицо Коннора — дымчато-серые глаза, нос с заметной горбинкой, обворожительная ямочка на правой щеке… Она не сразу поняла, что это было не видение, не фантом. Коннор собственной персоной стоял над ней в лунном свете.

Памела хотела закричать, но теплая и твердая рука Коннора тут же зажала ей рот. Наклонившись к ее уху, он тихо и отчетливо проговорил:

— Не кричи, детка, ты переполошишь весь дом.

На краю постели сидел отъявленный злодей и зажимал ей рот. Памеле казалось, что в такой ситуации самым разумным было бы именно закричать, и как можно громче! Однако когда он осторожно отнял руку, она лишь гневно прошептала:

— Какого черта ты здесь делаешь?

В его глазах блеснул знакомый дьявольский огонек.

— Пришел в спальню к невесте, чтобы пожелать ей спокойной ночи.

Сейчас он был одет так как во время их первой встречи — во все черное, — и сливался с ночной тьмой. Волосы были распущены, от него пахло хвоей и дымом с едва заметным ароматом виски.

Приподнявшись на локтях, она отбросила от лица волосы и спросила:

— Как ты попал сюда?

— Через окно.

— Проследив за его взглядом, она открыла рот от удивления. Окно, которое всего несколько минут назад казалось крепко запертым, теперь было распахнуто, и сквозь него в комнату свободно попадал прохладный ночной воздух. Точно так же в него мог попасть любой негодяй или проходимец, которому вздумалось бы сделать это.

Памела снова взглянула на Коннора. Она хорошо помнила, что он не только разбойник и вор, но и человек, привыкший брать то, что хочет, не заботясь о последствиях.

— А тебе не приходило в голову воспользоваться, скажем, дверью?

Он нахмурился.

— Зачем? Вряд ли стоит какому-нибудь лакею или служанке видеть, как я тайком пробираюсь ночью в спальню своей невесты. Мы должны беречь твою репутацию.

— Ну да, ты уже постарался создать мне репутацию охотницы за чужим богатством, жаждущей стать герцогиней, — повысила голос Памела, но вспомнила, что в соседней комнате спит Софи, и снова перешла на шепот. — Зачем ты сказал им, что собираешься жениться на дочери актрисы, у которой нет ни гроша за душой?

— Но ты забыла, детка, что теперь у тебя будут деньги. Герцогское вознаграждение — весьма приличное приданое для тебя.

— Как же! Стану я тратить его на то, чтобы получить право выйти за тебя замуж!

Заключив ее лицо в свои ладони, Коннор медленно провел большим пальцем по ее пухлой нижней губе и тихо сказал:

— Знаешь, я ведь мог заявить, что мы уже женаты, и тогда эту ночь мы провели бы в одной постели…

— Никогда!

Негодующее восклицание Памелы противоречило неуверенному взгляду ее янтарных глаз. Ее губы слегка приоткрылись, и в этот момент Коннор забыл, зачем явился сюда. Он и впрямь почувствовал себя изнывающим от страсти женихом, которому не терпится вкусить радостей любви со своей будущей женой. Ни один человек на свете не мог бы поставить это ему в вину. Полураздетая и такая теплая Памела лежала перед ним на просторной кровати. В ее глазах вспыхивали янтарные искры, распущенные волосы шелковистой волной струились по плечам.

Больше всего на свете ему сейчас хотелось прижать ее к матрасу всей тяжестью своего тела, зарыться лицом в сладко пахнущий шелк ее пышных волос и накрыть ладонями упругие полушария ее грудей. Потом поднять ее ночную рубашку, ласково раздвинуть молочно-белые бедра и овладеть ею. И незаметно уйти, пока она еще будет гореть от жарких ласк, а проснувшись поутру, так и не поймет, было, все это наяву или в чудесном сне.

Увы, жизнь давно научила Коннора тому, что за все, что взял, не имея на это права, приходится дорого платить. Глядя в прелестные глаза Памелы, он боялся, что одна ночь в ее объятиях будет стоить ему гораздо больше, чем он сам захочет заплатить.

Он медленно опустил руку, и в этот миг ему показалось, что в ее глазах мелькнуло разочарование.

— Ты сама сказала мне, что и в Лондоне за мной будут охотиться. Разве это не лучший способ разом отбить атаки всех невест, сказав, что мое сердце уже занято? Тогда мы сможем сосредоточить все усилия на поисках убийцы твоей матери.

— А когда найдем? Что тогда? Коннор пожал плечами.

— Ну, мы сможем расторгнуть помолвку, и мое сердце будет разбито навсегда, и ни одна женщина уже не сможет занять в нем твое место…

Она опустила глаза и тихо засмеялась.

— Никто никогда не поверит в то, что такая женщина, как я, могла отказать тебе.

Он приподнял ее подбородок и прошептал:

— Ну, в таком случае…

И тут он сделал то, что ему страстно хотелось сделать с того самого момента, как он проник в эту спальню. Запустив руку в ее густые шелковистые волосы, он прильнул к ее полураскрытым губам.

Памела вздрогнула всем телом, неожиданно ощутив сильную волну возбуждения. На этот раз рядом с ней не было Софи, которая одним ударом зонтика спасла ее от собственной слабости и глупости.

Она сама не поняла, как все произошло. Сначала она еще упиралась локтями, потом обеими руками обхватила Кон нора за шею и упала под его тяжестью на постель, запутавшись пальцами в его непослушных кудрях. Мускулистое тело горца закрыло от нее лунный свет, желанной тяжестью вдавило в мягкий матрас.

Его поцелуи становились все смелее и жарче, она стонала от разгоравшегося в ней всепоглощающего пламени. Не в силах сдерживать свои порывы, она коснулась языком его губ, и он тоже хрипло застонал от вожделения. Его поцелуи становились все требовательнее и горячее, и Памела отвечала ему тем же.

Она даже не стала сопротивляться, когда он спустил ее рубашку с одного плеча, чтобы прижаться горячими губами к нежной ключице и почувствовать бешеный пульс на молочно-белой шее. Он нежно прикусил мочку ее уха, и она почувствовала, как кровь жаркой волной прилила к низу живота.

Все тело обмякло и с готовностью повиновалось желаниям Коннора. Осторожно раздвинув коленом ее бедра, он лег между ними, продолжая, целовать ее губы. Она, словно в бреду, звала его по имени, и собственный голос казался ей совсем чужим.