Однако он позвал в дом, предложил выпить зеленого чая. Пузатый фарфоровый чайник, накрытый салфеткой, ждал нас на столе, а использованная посуда была уже убрана.

— Не хочу чая. — Я показала на бутылку испанского вина, которое пила за поздним ужином. И не успокоилась, пока не прикончила ее, закусывая фруктами.

Захмелевшая голова приятно закружилась. Моя спина предвкушала прохладную гладкость простыней, и все тело тосковало по ласкам. Первая часть ожиданий исполнилась достаточно быстро, а вторая…

— Посмотри, Сонечка, тебя устроит эта комната? — Хозяин провел меня наверх, на второй этаж, и распахнул первую дверь от лестницы. — Вот — ванная, в шкафу есть махровый халат и спальные принадлежности.

— Of course, my darling, — дурачась, заговорила я по-английски.

Комната оказалась просто бесподобной — просторной, уютной, обставленной мебелью из светлого ясеня. Стены были обиты рогожкой нежного персикового цвета, а бордовые портьеры, скрывающие окно, украшены ламбрекенами. Некогда я писала в одном из рекламных текстов про интерьеры: «Настоящую роскошь выдают детали — неброские, но тщательно продуманные и, несомненно, очень изысканные и дорогие». Эта фраза имела прямое отношение и к комнате, и ко всему дому Паперного, в котором восхищения заслуживала любая мелочь — от дверных ручек до камина в гостиной и открытых шкафов, вмонтированных в ниши, заставленных всякой красивой всячиной: вазами, статуэтками, крупными морскими раковинами и не менее крупными сколами кораллов.

— Тогда спокойной ночи. — Вадим поцеловал меня, едва коснувшись губами щеки, и развернулся к выходу, показав свою широченную спину, за которую можно было спрятаться от всяких невзгод.

— Как, а разве…

— Да, Сонечка, — обернулся он на пороге, — спать мы будем врозь. Зачем подвергать испытаниям наши отношения?.. Я слишком дорожу ими и меньше всего желаю, чтобы ты впоследствии о чем-нибудь пожалела. Сейчас ты всецело поглощена своим разводом, обидами на мужа, и я для тебя — лишь способ отвлечься. А мне хочется, чтобы меня любили самого по себе. Просто за то, что я — это я.

— Но я…

— Спокойной ночи, моя радость!

Импотент он, что ли? — клокотала я от злости и недоумения. Строил глазки, брызгался, обнимался. В машине одним поцелуем едва не довел до оргазма без всяких чудодейственных гелей. А теперь спрятался в кусты?!

Злость я смыла с себя в душевой кабинке. Широкий выбор одежек в шкафу завел меня в тупик: на полках громоздились нераспечатанные пакеты с новенькими шелковыми пижамами, кружевными пеньюарами, легкими кисейными сорочками. Я примерила как минимум пять вариантов. Пижамы придавали мне сходство с неудачником Пьеро. Пеньюары — с Анжеликой — маркизой ангелов, сочиненной Анной и Сержем Голон. В сорочке с отрезным лифом я выглядела постаревшей Наташей Ростовой, все еще собиравшейся отправиться на бал. Большое зеркало в лепной раме располагалось непосредственно напротив широкого ложа. Я сначала скакала по нему, рассматривая себя в ночнушках и халатиках, а потом улеглась нагая прямо на покрывало, покрутилась с боку на бок, принимая разнообразные позы. И заключила, что фигура у меня еще вполне сносная, раздеваться пока не стыдно, вот физиономия, конечно, малость подкачала, могла бы быть и помоложе… На что они сдались мне — эти продольные морщинки между бровей?! И гусиные лапки вокруг глаз?.. Чтобы не видеть их, не огорчаться, я потушила верхний свет и зажгла ночник в изголовье. Для полноты ощущений включила телевизор, подсоединенный к спутниковой антенне, и закурила. Отлично! Обстановка навеяла благое ощущение, будто сегодня — моя любимая пятница и впереди — прорва свободного времени.

Служба информации Би-би-си известила, что в Лондоне десять часов вечера. На экране замелькали биржевые сводки курсов валют и акций, когда я провалилась в сон — красочный, приятный и безмятежный, несмотря на эротический оттенок. Мне снился Паперный…

Проспала до полудня. Возможно, провалялась бы и дольше, но в дверь постучали — крепко сбитая бабенка подала мне завтрак в постель. Вернее, это был уже не завтрак, а ланч. Пить кофе не вставая и не умываясь — это кайф. Кто пробовал, тот меня поймет.

— Вы, наверное, Шура? — догадалась я и, получив утвердительный ответ, призналась: — Первый раз в жизни завтракаю в постели.

— Тогда загадывайте желание. Когда что-то пробуют или делают впервые, все равно что заново рождаются. Можно загадывать желание, и оно обязательно сбудется.

Я подумала о сильной и яркой любви. И откусила кусочек поджаренного бекона. До чего же вкусно!.. Поела и только после этого поняла, что проспала деловую встречу. Безнадежно опоздала. Какой позор!.. Врачихи из клиники иммунологии — доценты с кандидатами, как называл их племя Владимир Высоцкий, — давно замучились меня ждать. А шеф и вовсе проклял!

— Что же мне делать? — спросила я Шуру, поделившись с ней страхами.

— А что теперь поделаешь? Отдыхай дальше! Вадим Георгиевич уже звонил, спрашивал про тебя и велел раньше двенадцати не будить… Хочешь — загорай в шезлонге, хочешь — плавай в бассейне. А потом я тебя обедом накормлю. — Домоправительница без затей перешла на «ты», вероятно почувствовав, что я — гусь не слишком важный.

— Обедом?!

— Ну да. Что выбираешь: свекольник или окрошку?

— Не знаю.

— Вадим Георгиевич велел готовить на твой вкус. Ой, до чего справный мужик — чистое золото!.. Да не про нашу честь, — вздохнула экономка.

…Не могу сказать, что меня совсем не грызла совесть. Грызла, но умеренно — не до такой степени, чтобы помешать нежиться на солнце возле бассейна. Сначала я использовала вместо купальника нижнее белье, а потом подумала: кто меня видит? И разделась. Первый раз загорала и купалась голышом. Впору было снова загадывать желание. Я загадала то же самое. Сидя на мозаичном бортике бассейна, плескала ногами и слушала, как Шура, намывая огромные стекла, ограждавшие зимний сад, распевает: «На муромской дорожке стояли три сосны. Прощался со мной милый до будущей весны…»

Песня жалостливая. Печальная, прямо как моя доля. Но я не унывала. Невольно подпела экономке: «Не может того сбыться, чтоб мил забыл меня!» И нырнула с бортика в глубину, высекая из голубой воды фонтаны бриллиантовых слез. Плавала и благодарила судьбу за то, что меня бросил Ленчик! Иначе бы я ничего этого не увидела — ни дивного сада с бассейном, ни завтрака в постель, ни платинового затылка, сияющего в ночи, словно луна. Благодарю тебя, Господи, что ты послал мне утешение и не допустил грехопадения!.. Иначе бы у меня на душе не было так легко и беззаботно…

Ночь вводит в искушение и в заблуждение. А светлый день все проясняет. В бассейне я поняла, что действительно не люблю Паперного. Я им просто восхищаюсь как редким, удивительным экземпляром мужской породы.

Еще бы мне уразуметь: зачем же я-то ему нужна?!

Атмосфера в нашем доме стала нервозной, взрывоопасной, будто мы ходили с зажженными факелами по полу, на котором разлили керосин. Все из-за того, что у бабушки совсем испортился характер: она нас с мамой буквально замордовала, извела своим ворчаньем и мнительностью. А ведь прошла всего неделя со дня ее возвращения. Как с ней жить дальше? Караул!..