— И когда же начнётся судебный процесс надо мной?

— Через тридцать минут, — сообщил хозяин кабинета официальным тоном с подчёркнутой сухостью.

Суд над Борисом и вправду начался через указанный срок. Он проходил здесь же, в здании погранзаставы, в помещении, напоминающем школьный класс. Похоже, в другие дни здесь проводился инструктаж выходящих на патрулирование нарядов. Но на время суда из помещения вынесли все парты, а доску задрапировали национальным флагом, на самое видное место был водружён бронзовый бюст президента.

Прокурор, функцию которого по совместительству выполнял всё тот же начальник заставы, выступил с короткой обвинительной речью. Трибуной ему служила установленная для такого случая деревянная конторка. Оратор явно не любил линчевать своих жертв в одиночестве. В его власти было превратить убийство в драматичный спектакль, и он с удовольствием этим развлекался. Преображение пограничного босса было полным. Ради предстоящего события он облачился в, видимо, особо любимые им одежды, напялив на голову старомодный парик с напомаженными буклями, а поверх него ещё и четырёхугольную шапочку красного бархата. Поверх мундира судья и прокурор в одном лице надел синюю атласную мантию с вышитым золотом государственным гербом.

На роль присяжных местный царь, бог и воинский начальник назначил собственных рядовых, переодев их для приличия в гражданское платье и разбавив тремя персонами явно гражданской наружности. На протяжении всего «процесса» присяжные смотрели на прокурора, как кролики на удава.

Ещё более запуганный вид имел адвокат — старичок, который, наверное, уже успел попрощаться с жизнью, когда за ним приехали солдаты. У защитника было лицо уставшего от жизни Мефистофеля, если бы тот был чёрным. Это был жалкий Мефистофель, давно утративший прежнюю власть влиять на умы, сутулый и небритый, в выцветшей мантии и старомодных очках, дужка которых была перехвачена изолентой.

На беднягу было жалко смотреть, когда, повинуясь регламенту, адвокат произносил речь в защиту своего клиента. Старичок говорил очень тихо, постоянно сбивался, боясь поднять глаза на своего оппонента по судебному «поединку». Когда вновь пришла очередь говорить прокурору, он вкрадчиво осведомился:

— Значит, вы полагаете, что ваш подзащитный невиновен?

В зале воцарилась такая тишина, что стало слышно, как несчастный старик с трудом судорожно проглотил слюну пересохшим горлом. Вслед за этим адвокат изобразил на своём лице высшую степень лояльности по отношению к властям.

— Я не знаю… Мне трудно утверждать это наверняка… — испуганно залепетал он. — Поймите, у меня семья, дети, я больной старый человек.

Прокурор презрительно посмотрел на своего оппонента и криво усмехнулся.

В перерыве вынужденный по служебной необходимости вести это дело защитник сидел боком к своему клиенту и то и дело бросал виноватые взгляды в сторону обвинения. Своему подзащитному старик в сердцах пробормотал:

— О горе на мою плешивую голову! Из-за вас, милейший, меня тоже…

Он попытался изобразить в воздухе, что именно его ждёт, но, не закончив трагической фигуры, обречённо махнул рукой.

— Но вы же адвокат! — с укором сказал Нефёдов.

— Да, я имел такое несчастье. В молодости, ещё при белом губернаторе я окончил юридический факультет. Это стало моим проклятием. Других адвокатов в округе не осталось — кто смог, давно сбежал, остальных перебили. Я давно мирный торговец, но как только нашим властям требуется укокошить кого-то по всем правилам, они посылают за мной молодчиков. Из-за этого добропорядочные горожане обходят мою лавку стороной — боятся попасть под горячую руку очередным посланцам много мною уважаемого прокурора. Я стал изгоем. Кто-то пустил слух, будто я в доле с гильдией палачей, которые платят мне за каждый смертный приговор. Но что я могу?! Если однажды я сумею добиться для своего подзащитного оправдательного вердикта, меня сразу прихлопнут… Так что, уважаемый, извините меня, но я не смогу вас спасти. Хотя поверьте, мне искренне жаль. Поверьте, я действительно не желаю вашей смерти и ваших ботинок.

— Ботинок?

Адвокат виновато пояснил, глядя в сторону:

— За работу мне платят не деньгами, а отдают что-то из вещей казнённого, обычно его обувь. — В голову старика вдруг пришла спасительная идея, как приглушить муки совести: — А хотите, я отпущу вам грехи?! Вряд ли вам пришлют настоящего священника для последней исповеди. У нас их осталось даже меньше, чем юристов. А я немного знаком с католическими обрядами. Надеюсь, вы христианин?

Борис вежливо отказался, но попросил, чтобы старик позаботился о ребёнке, которого он спас.

— Вы добрая душа, — вздохнул защитник и сентиментально захлопал ресницами за толстыми стёклами очков. — Конечно, я постараюсь сделать всё, что в моих силах.

Приговор был вынесен без задержек. Но перед тем, как покинуть «зал суда», осуждённый на смерть преступник попросил конвой немного задержаться. Быстро расшнуровал ботинки, даже попрыгал на одной ноге, наслаждаясь свободой. Затем с сочувственной улыбкой протянул ботинки адвокату.

— Берите, мэтр. А то ещё обманут с гонораром. Надеюсь, они прослужат вам долго.

Но старик не принял «гонорар».

Однако с приведением приговора вышла заминка. Вначале Борис решил, что его прикончат сразу после суда. Но оказалось, с этим здесь не принято было спешить. Приговорённых к смерти здесь расстреливали, как и положено по старой традиции, на рассвете.

Ночью в камеру воровато прокрался человек в форме офицера пограничника, который представился заместителем начальника заставы. Борис вспомнил, что видел его на суде среди помощников судьи.

— Скажите, кому надо позвонить в столице, и я это сделаю, — чуть ли не с порога объявил смертнику посетитель.

Лицо визитёра светилось тайной надеждой. Когда ночной гость говорил, подбородок его дрожал от страха и сладостного предвкушения долгожданных перемен в судьбе. Цель его визита стала ясна сразу: этот человек страстно мечтал подсидеть своего шефа — начальника местной погранслужбы. Он принялся жарко рассказывать Нефёдову о бесчисленных фактах произвола, творимых его начальством: о том, как вороватый шеф присваивает себе львиную долю присылаемого солдатского жалованья, как выстроил себе новый особняк на те деньги, что должны были пойти на оборудование вдоль границы современного электрического ограждения…

Тайный посетитель сильно горячился, так как очень надеялся расчистить себе дорогу к заветной должности. Его речь лилась сплошным потоком. С плохо скрываемой завистью и искренним возмущением он описывал, как его босс заказал за фантастическую сумму доставить самолётом из ЮАР новенький «Форд-Мустанг».

Однако стоило из-за стены донестись подозрительным шорохам, как заговорщик немедленно умолкал и испуганно втягивал голову в плечи. Затем выяснялось, что тревога ложная, и его речь начинала литься с удвоенным вдохновением:

— Я не то, что эта жирная скотина. При мне каждый народный грош будет на учёте.