- Наверное, последнее солнце перед зимой, - ответила я, обходя скамейку. - Ой...

На руках княгини сидел мой беглец. Урчал, щурил желтые глаза и  даже не пытался укусить новую знакомую, а та, похоже, сама получала удовольствие от такого соседства.

- Смотри, какой гость пожаловал, - сказала она, улыбаясь.

- Вы... Любите животных?

- Почему же нет? Люблю... А этот пришел ко мне сам, - Маргарита Васильевна вздохнула и, продолжая почесывать черную макушку котенка, устремила взгляд на руины. - Моя мать рассказывала мне, что когда они бежали из страны, им нечего было есть. Жили в заброшенной избе у границы, ждали, пока пройдут бои, чтобы перейти... Еды нет, воды тоже. И тут ночью дед будит бабушку - говорит, кошка пришла. Черная, пушистая и сидит у двери. Бабушка проснулась, всех разбудила, и они пошли за кошкой. До холмов добрались, а с холмов увидели, как горит избушка. Кошка с ними шла долго. И никто не заболел, никто не сгинул. Никого не убили.

Я села на скамейку. Котенок лениво оглядел меня.

- Здесь у вас не было животных?

- Нет. За ними некому смотреть.

А теперь ты сможешь приглядеть за этим мальчишкой. Не правда ли?

- Конечно, - я улыбнулась. - Обязательно присмотрю.

И тут у Маргариты Васильевны зазвонил мобильный. Мы обе вздрогнули и переглянулись. Она взяла телефон, кивнула и приложила к уху.

- Да, Михаил? Слушаю... - на мгновение закрыла глаза, продолжая чесать котенка за ухом, глубоко вздохнула. - Что могу сказать. Я в тебе не сомневалась. Поздравляю и очень жду. Как твое самочувствие? Не сильно тебе досталось? Хорошо. Молодец. До свидания.

Она отложила трубку и, не открывая глаз, откинулась на спинку скамейки.

- Он выиграл, - ответила устало и немного грустно. - Добился своего. Чемпион по трем версиям... И что это значит...

Она поджала губы и замолчала.

Я спрятала руки в карманы толстовки потому, что сцепляла и расцепляла пальцы в замок, и никак не могла это прекратить. Сказала себе вслух:

- Все хорошо, - а фраза прозвучала как вопрос.

- Не знаю, - ответила Маргарита Васильевна. - Мне не понравился его голос.

Я едва сдержалась, чтобы не полезть за своим телефоном и не почитать новости, но княгиня сама пришла мне на выручку.

- Спроси, пожалуйста, Андрея, все ли хорошо с моим внуком. Я знаю, они многого мне не говорят, но ты же ничего не будешь скрывать.

А вот это был уже не вопрос.

- Безусловно, - отозвалась я и вытащила мобильный из кармана.

Конечно, первым делом я написала Андрею, но так как отвечать он снова не спешил, вторым шагом я зашла почитать новости. И сердце затарабанило, как бешеное.

"Бой года может закончиться трагедией"

"Соперник Белоозерова после двенадцатого раунда впал в кому"

"Нейрохирурги борются за жизнь бывшего чемпиона"

"Мы все будем верить в лучшее: россиянин Михаил Белоозеров поддерживает близких и родных своего соперника..."

Одна фотография сменяла другую. Оба боксера выглядели дико - Михаила я вообще не узнала, у второго парня лицо походило на отбивную. Меня замутило, пульсирующей болью отозвался шрам.

Как люди могут на это смотреть? К чему подобная кровожадность?

А эти парни, за что они бьются до последнего?

И тут же пришло сообщение от Андрея.

"Привет, дорогая. Тяжелый бой. Михаил в норме".

Все.

- Что там? - спросила Маргарита Васильевна.

- Пишет, что бой был трудный, и Михаил в норме, - ответила я.

- Сердце не на месте, - княгиня отвернулась.

Свое я вообще не могла успокоить. Меня дергало, как неврастиничку. Про фотографии и заголовки надо было забыть как можно быстрее.

- Давайте, я вам почитаю? - схватилась я за соломинку.

- Да. Пожалуй.

Я перевела дух, отстраняясь от воспоминаний и собственных страхов. Так вышло, что настоящее пугало меня только тогда, когда было слишком похоже на прошлое.

Я панически, до истерик и обмороков, боялась летать на самолетах - и это была закоренелая фобия с корнями от посттравматического синдрома.

Я не могла смотреть, как люди жестоко бьют друг друга - меня били, и это было больно. А ещё жалко, потому что я не могла ответить.

Иногда настоящее нужно лишь для того, чтобы забыть прошлое.

Только помогая кому-то, растворяясь в чужой жизни, я могла не бояться воспоминаний, могла противостоять им. Смерть повторялась, но с кем-то мы пытались ее отсрочить, с кем-то отодвигали ее в далекие дали, а с кем-то... делили последние дни. Мне необходимо было думать о других.

Потому что думать о себе у меня не хватало сил.

Соперник Михаила, тридцатипятилетний Эмиль Сандерс, умер через двое суток после боя, не приходя в сознание.

* * *

Мороз явился внезапно - ещё вечером было тепло и тихо, и по этой самой тишине, неслышно и мягко, как туман, ночью прошел снег. Проснувшись и выглянув в окно, вместо привычной темноты раннего часа я увидела жемчужный полумрак снежного рассвета. Снег падал не стеной, а как-то порядочно, снежинка за снежинкой. И лес перестал быть голым, и луг принарядился, а между ними заблестела лента речки - серебристая, яркая, заметная даже в полутьме.

Пару недель мы с Маргаритой Васильевной сидели в поселке. Снег шел несколько дней, замело, как говорится, все дороги, все пути. Запасов хватало. Заглядывал Олег, навязывался в гости, но я, конечно, его тактично отшивала. Утром мы бродили по саду, выгуливали Мозеса (так кота назвала княгиня), которому снег пришелся по душе. Я лепила снеговика - огромного, в мой рост, Мозес мешал мне, воруя шишки и ветки, а Маргарита Васильевна, улыбаясь, наблюдала за нами. Вечером мы после ужина пили чай с айвовым вареньем и смотрели сериалы.

- Тебе не скучно здесь? - как-то спросила Маргарита Васильевна.

- Что вы... Мне здесь прекрасно.

Она, довольная, кивнула.

К началу третьей недели до нас добрался Федор, а к концу - Соня. Приехала рисовать и привезла мне мольберт, бумагу и краски - целую сумку.

- Да я не буду рисовать! - возмущалась я, разбирая подарки. - Это все лишнее!

- А за компанию?

За компанию все оказалось гораздо проще. Соня болтала, смеялась, пререкалась с бабушкой, задавала Мозесу риторические вопросы и не умолкала ни на минуту. Под ее трескотню мне рисовалось легко, без лишних мыслей. Кто бы мог подумать, что в компании мне будет так просто вернуться к творчеству!

Соня осталась у нас на несколько дней, и это были чудесные дни - я начала картину и почти закончила ее, Соня писала зиму, а Маргарита Васильевна критиковала нас не зло, но строго.