– Нет, это все от матери осталось. Он был очень привязан к ней. Когда она умерла, ничего не выкинул. В том числе одежду. Я ее примеряла. Платья, туфли, шляпки. Деда Федя все это на чердак отнес, а я туда лазала.

– Когда я у него жила, на чердак уже невозможно было забраться. Дом прогнил.

– Слушай, – встрепенулась Дарья, – а ведь мать твоего прадеда вполне могла быть из благородных. Наряды у нее были шикарные! Шелка, бархат, натуральная шерсть. Конечно, когда я до этих «сокровищ» добралась, половину уже моль сожрала. Но остатки былой роскоши все равно впечатляли.

– А саму прапрабабку ты в живых не застала?

– Нет. Она до моего рождения скончалась.

– А дед Федор когда?

– Разве я помню? Давно. И мы, кстати, даже на его похороны не ездили.

– Почему же? Я была. Тогда я училась в институте… – Она стала высчитывать в уме, когда скончался дед, но все равно точной даты не вспомнила. Стыд ей за это и позор!

– Интересно, кому дом достался? Точнее, то, что от него осталось.

– Точно не бабушке. Она бы сказала.

– Значит, ее брату. – У Дарьи был дядя, с которым она ни разу в жизни не встречалась. Военный моряк, служил на Камчатке, там же и остался, уйдя в отставку. Своего отца никогда не навещал, и никто не знал почему.

– Он-то жив еще?

– Без понятия. – И, увидев, что дочка ничего не ест, помрачнела. – Невкусно?

– А? Нет, вкусно. Просто я не голодная. Кексами аппетит перебила.

– Тебе их можно? – Теперь Дарью беспокоила и дочкина аллергия, хотя раньше она считала, что Маша просто ипохондрик. Придумывает себе болячки ради привлечения внимания, а на самом деле ничем не болеет. – Я тебе испеку печенья миндального. С собой возьмешь на работу, чтоб всякую дрянь не покупать.

– Мам, у меня как раз на орехи аллергия.

– И на них тоже? Я помню о цитрусовых и газировке.

– И на них, – коротко ответила Маняша. После чего задумчиво проговорила: – Съездить бы в село…

– Зачем? Даже если у дядьки можно отсудить долю наследства, оно того не стоит. На адвокатов больше потратишь. Дом – развалюха. Хотя земля, возможно, и стоит чего-то. Места там красивые.

– Не нужна мне доля. Могилу деда навестить хочу. Мне стыдно, что я не вспоминала о нем так давно.

– Сейчас вспомнила, и хорошо. Зачем же тащиться в такую даль?

– Ехать всего три с половиной часа.

– Это до Турции лететь ВСЕГО три с половиной часа. Потому что там море, солнце, фрукты, красивые мужчины…

– У меня аллергия.

– На мужчин?

– На солнце и многие фрукты. – Маняша встала, чтобы включить чайник. Мама добавила к макаронам острый кетчуп, и теперь во рту жгло. Морс был выпит, воды не хотелось, оставался чай. – В поселке еще наши родственники есть? – спросила она, доставая чашки и коробку пакетированного «Гринфилда».

– Дальние если только, – пожала плечами Дарья и, подхватив тарелку дочери, принялась за макароны. «Нужно доедать все!» – считала Машина мама, хотя и расплачивалась за свои убеждения нездоровой полнотой. – Неужели тебя так заинтересовал портрет княжны, что ты решила выяснить, не является ли она твоей прапрапрабабкой?

– Да, – согласилась Маша.

– А если бы это была картина, на которой художник запечатлел крестьянку в поле или работницу у станка?

– Все равно.

– Поскольку тебя впервые интересует что-то кроме радиофизики, я даю тебе добро. Езжай, дочка. Это, конечно, не отдых в Кемере, но хотя бы смена обстановки. Хочешь, за билетом съезжу завтра?

– Я в Интернете закажу.

И, поблагодарив маму за ужин, отправилась к себе в комнату, чтобы поработать над статьей. Мысли о Михаиле она из головы выбросила. Первым делом, как пелось в песне, самолеты, ну а девушки потом. В ее случае: радиоволны и парни. Мария Корчагина умела расставлять приоритеты

На самом деле он никогда не был в Индии. Да и не стремился попасть в эту страну. Азия не привлекала Багу. Он обожал старушку-Европу. Когда была возможность, регулярно туда мотался. Особенно его манила Германия. Благо слетать в Кёльн или Мюнхен на уик-энд мог себе позволить почти каждый. Для этого только и требовалось, что загранпаспорт с открытой «шенгенской» визой и пара сотен евро. А если позволяло время и деньги, он отправлялся в Европу дней на десять. Тогда посещал несколько стран. Кроме Германии, обязательно Австрию и Францию. Заглядывал и в Испанию, избегая при этом приморских городов. На побережье царил совсем не тот дух, что ему нравился. Французский Лазурный берег – Ницца и Сен-Тропе, к примеру, по сию пору оставались чопорными аристократическими курортами. А вот некогда фешенебельная Марбелья обесценилась в глазах снобов. Хотя отдых по-прежнему «влетал в копеечку». О Коста-Брава вообще не стоит упоминать. Там футболисты «Барселоны» гнездятся, а отдыхают все, кому не лень.

Бага мечтал поселиться в Монако. Это карликовое княжество он считал сердцем Европы. Не по географическому положению или статусу, вкладу в историю или политическому влиянию. По сути! Маленькое монархическое государство. Благополучное, праздное, спокойное. Когда у Баги появилась возможность сорвать большой куш, он нацелился на Монако. Даже домик там присмотрел. Элегантный и довольно скромный, всего на три спальни и без вида на море. Но окруженный дивным садом. С вместительным винным погребом. «Комплиментом» к дому шла коллекция вин и арманьяков, оставшихся в погребе от прежнего владельца. Приятная мелочь, которая и заставила Багу выбрать именно этот домик. Стоил он десять миллионов евро. И кто-то бы сказал, запредельно дорого, но только не человек, который планировал разжиться как минимум сотней миллионов.

Но, увы… Большой куш от Баги ускользнул. Хуже того, он лишился не только денег, но и свободы. Можно сказать, потерял все: и что уже имел, и то, на что рассчитывал.

Не в Индии Бага провел последние годы. Был заключен в психиатрической клинике по решению суда. И хорошо еще, что смог убедительно симулировать помешательство, иначе загремел бы в тюрягу. В дурдоме, конечно, тоже несладко, но с зоной не сравнить. Багу не петушили, не били, не заставляли вкалывать на благо государства. А залечить он себя не давал. Когда отправлялся в психушку, боялся, что из него «овощ» сделают, как из героя Джека Николсона в фильме «Полет над гнездом кукушки». Но электрошок перестали применять уже давно, а таблетки всегда можно выплюнуть.

Багу выпустили в прошлом году. Когда он впервые глянул на себя в зеркало, то ужаснулся. На него смотрел чужой, незнакомый человек. И до того неприятный, что хотелось отвернуться. Но Бага не отрывал глаз от отражения – нужно было привыкнуть к себе новому. Естественно, в психушке он смотрелся в зеркало. Не каждый день, но все же. Однако там все виделось иначе. Бага думал, из-за света. Окна зарешечены, многие еще и ставнями закрыты, поэтому лампы горят с утра до вечера. Тусклые, желтые, они людей превращали в нечто неодушевленное. Не то в трупы, не то в манекены, не то в призраков. Даже врачи и санитары выглядели странно и страшно, а пациенты с их пустыми или бешеными глазами, бритыми черепами, худыми телами и подавно. Но на воле Бага понял, что дело не в свете. Психушка меняет людей. Всех без исключения. В том числе врачей и санитаров. Гиблое это место…