неспешно протаскивая палец за пальцем — раз за разом, туда-сюда, расхаживая кругами как докучливый часовой. Хочешь ко мне — так рискни вломиться. Но тень лишь продолжала мельтешить, вызывая досаду. Не выдержав, я сам распахнул дверь — однако по ту сторону было пусто, и только луна разбрасывала кривые лучи по темному коридору. Казалось, этот дом играет со мной.

На тумбочке около кровати задергался смартфон. Звонила ведьмочка, видимо, решившая больше не сердиться. Я принял вызов, и в окошке видеосвязи появились копна каштановых кудряшек и веснушчатый нос.

— Все, — с ходу заявила его обладательница, — я больше на вас не обижаюсь! Но могли бы и сказать, что едете за твоим наследством, а не просто развлекаться.

— А сама не догадалась?

— Догадалась, — подруга гордо тряхнула кудряшками. — А потом еще и бабушка сказала, что у тебя теперь дом в столице…

Под дверью снова промелькнула надоедливая пятипальцевая тень. И ведь точно знаю, что если опять открою — там опять будет пустота.

— А еще бабушка сказала, — болтала Агата, — что тебе и титул вместе с домом перейдет. Правда?

— Любишь же ты сплетни собирать.

— А что такого? — отозвалась она. — Это же твое наследство. Ты же сам хотел быть как твой отец…

Темная улица тонула в тишине, чего не скажешь об этой комнате. Луна казалась уродливой, как будто ее обкусали со всех сторон и выплюнули обратно.

— Чего я хотел? — я вернул взгляд на экран.

— Ну как же, — растерянно протянула подруга, — ты же говорил, что хочешь быть таким же крутым, как твой папа…

Ох уж эта дырявая девичья память — не помнят того, что сами творили еще вчера, зато тебе припомнят то, о чем ты уже и сам давно забыл. Папа?… А я вообще так хоть когда-то говорил? Какой он, к черту, папа. Папы со своими сыновьями так не поступают.

Довольно быстро я отправил ведьмочку спать, и комнату окутала тишина — слишком густая и вязкая, от которой было почти физически неприятно. Внутри что-то противно сдавливало — будто душа дергалась, причем непонятно, какая из двух. Лучший совет в таких случаях — намазаться скверной. Правда, из своей баночки я вчера ее выпустил, но в доме скверны полно, вон даже со стен свисает — собирай да мажься. Даже воздух был словно пропитан ею. Однако приятно она мне не сделает — наоборот, испортит настроение вконец. Сейчас же безумно хотелось чего-то живого, настоящего, никак не связанного с Темнотой и всеми ее производными.

Вновь подхватив смартфон, я набрал номер, который у меня стоял на быстром дозвоне. Никто не дарил мне столько приятного, как она. Ответила Уля мгновенно, словно ожидала моего звонка. В окошке видеосвязи мелькнула комната, каждый угол которой я отлично знал. Затем появилась кровать, скрип которой я тоже отлично знал. И наконец камера поймала ее хозяйку, поставившую подушку между спиной и стенкой, чтобы удобнее было сидеть. Темные волосы свободно рассыпались по плечам. Тело почти не скрывала тонкая кружевная сорочка — мой подарок, сквозь который в свете горящего рядом ночника отлично просматривались очертания груди. Я знал, что дарить.

Взгляд серых глаз задумчиво и внимательно пробежался в ответ по мне.

— Выглядишь бледным и уставшим, — прокомментировала Ульяна.

— Еще забыла добавить злым, — усмехнулся я.

— И чего хочешь, чтобы подобреть? — она улыбнулась.

— Чего-нибудь приятного, — отозвался я, устраиваясь на кровати.

Моя развратница медленно приспустила лямку с плеча.

— Так приятно?

— Приятно.

Лямка спустилась еще ниже, полностью оголив плечо.

— Как дела с домом? — спросила Уля, водя пальчиками по обнаженной ключице.

— Слишком много желающих стать его хозяевами.

— А чего хочешь ты?

Чего хочу я? А ты как думаешь? Почему, по-твоему, я притащился сюда, сижу в этой пустой комнате и смотрю на эту нахальную тень под дверью — вместо того чтобы сейчас заниматься чем-то более приятным. Например, тискать тебя.

— А я хочу продолжения приятного, — отозвался я.

Шаловливо улыбаясь, она сбросила лямку с другого плеча. Тонкая ткань сорочки послушно съехала вниз, обнажив аккуратную грудь, которая просто отлично выглядела на экране — но намного лучше смотрелась бы в моих ладонях.

— Приятно? — с невинным видом уточнила Уля, поглаживая себя ровно там, где бы не отказался погладить я.

— А сама как думаешь?

— А еще приятнее хочешь?

Не дожидаясь ответа, она отложила смартфон. В окошке видеосвязи на миг мелькнул потолок ее комнаты, который я, кстати, тоже видел кучу раз — как раз с такого же ракурса, лежа на кровати, пока ее хозяйка сидела на мне. Следом в кадр попала тонкая ткань сорочки, шлепнувшейся на простыню. После чего Уля снова подхватила смартфон, и вслед за рукой, которая неспешно его повела, камера медленно поехала по голой коже — от обнаженной груди и дальше вниз, показывая все мои владения.

— Жаль, что я не могу сделать тебе приятно сейчас…

— А ты сделай приятно себе, — предложил я, — а я посмотрю. Уж поверь, мне будет приятно.

Держу пари, в этот миг она игриво прищурилась — хотя сейчас я видел не лицо. Пальчики с розовыми ноготками озорно вышагивали по молочной коже — все дальше вниз, пока не замерли у границы шелковых трусиков. Тонких, почти прозрачных, практически ничего не скрывающих, которые я тоже однажды подарил взамен других, случайно порванных в процессе. Пальчики дразняще потоптались по шелковой границе и потянули ее прочь.

Когда мы на сегодня попрощались, мне стало гораздо легче. Даже давление в груди слегка отступило под натиском приятных эмоций. Однако уснуть все равно не получилось. Стоило только лечь, как с той стороны двери раздалось шебуршание, будто сразу десятки мышей ломились ко мне. Скверна черными змеями просачивалась под мой проем, безостановочно прибывая, словно затекая в комнату огромной темной кишащей волной. Все случилось очень быстро — буквально за доли мгновения. Я едва успел повернуться, как эти черные змеи — десятки, сотни — заползли на кровать, оплетая меня кольцами, связывая, захватывая. Они словно за секунду завернули меня всего в черный кокон. И я будто провалился куда-то вниз. Вот значит, как приглашают на ту сторону. Могла бы и повежливей.

Пара мгновений в невесомости — и мои ноги коснулись чего-то твердого. А затем вся чернота разом слетела, как сдернутая с глаз повязка. Однако