толку от этого поначалу не было. Мрак вокруг казался таким густым, что его можно резать ножом. Стены были зияюще-черными и как будто жидкими, покрытыми лопающимися пузырями. Скверна, густая как нефть, обильными струями стекала вниз, извиваясь, подергиваясь, копошась — как бы поясняя, куда именно меня занесло. В самую душу дома, в подвал, куда по-другому сейчас и не попасть. И именно здесь колодец Темноты, который мне нужно закрыть.

В этой мгле я его не видел, но чувствовал, где он — по тянущемуся по полу потустороннему холоду. Я сделал шаг, и тут же чернота вокруг расползлась в стороны. У стен внезапно появились глаза, будто вылупились наружу. Сотни глаз разного размера и формы — и все дружно, не моргая, уставились на меня, словно начав судилище, куда меня доставили, не спрашивая моего мнения. Интересно, а твои глаза тоже здесь? Хотя нет, вряд ли — никто из них не смотрел на меня с презрением. Все таращились с каким-то одинаково-тупым равнодушием. Явно не мои фанаты, но и не враги. Просто потусторонние наблюдатели.

Тем не менее в таком освещении мне наконец удалось разглядеть и каменные края колодца, и внушительную крышку неподалеку, которая при попытке ее поднять оказалась еще тяжелее, чем выглядела. По-хорошему ее бы впятером тащить, а не одному.

“отпусти ее…” — вдруг прошелестел по подвалу такой знакомый шепот.

Крышку или душу? Должен разочаровать, дорогая: что схватил, то мое.

Костяшки аж заныли от напряжения, двигая по сантиметру эту неподъемную железную хрень. Из колодца неподалеку тянуло пробирающим холодом — дна видно не было, да скорее всего, его там и нет. Пространство по ту сторону искажалось, и в глубине могло скрываться что угодно — возможно, даже бывшие владельцы этих глаз. У Темноты много душ, она полнится ими — всеми дураками, которые напросились на сделку, сами ей отдались. Никто не знает, что она делает с этими душами — видимо, все не может, бедняжка, найти родственную.

“отпусти ее…”

И ведь так раз за разом — просит, чтобы я отдал ей душу, которая бы никогда ей не досталась. Жадная зараза, все пытается утащить себе. Но нет, эта душа точно не для тебя.

Железный край натужно скрипел по каменному полу, пока я упорно тянул крышку к колодцу. Она тащилась тяжело, медленно, обрывая руки и пытаясь отдавить мне ноги.

“станешь сильнее…” — докучливо шелестело вокруг.

Какой тонкий сарказм. Правда думаешь, что я стану сильнее, если отпущу? С твоей точки зрения, может быть. Но неужели тебе еще никто не говорил, что ты бываешь не права?

“хочешь дом… отпусти ее…”

О как оригинально! Еще два слова добавила — да ты сегодня болтушка.

“отпусти ее…”

И ведь как и думал: вот какова цена за право владеть этим домом.

— Ничего пооригинальнее не нашлось, да? — бросил я в пустоту.

Глаза со стен продолжали равнодушно таращиться. Определенно, это было самое дорогое предложение из всех, что мне делали за последнее время. Я отлично понимаю, насколько ценен этот дом. Но душа, от которой ты мне предлагаешь избавиться, для меня гораздо ценнее — и этого дома, и даже всей Темноты.

— Что, удивлена, что в мире есть что-то поценнее тебя?

“хочешь дом… отпусти ее…” — бесконечными волнами шелестело по холоду подвала. — “отпусти ее… станешь сильнее…”

Чем дальше, тем сильнее слова били невидимыми молоточками по голове, отвлекая, мешая, словно вводя мозг в транс. Шепот затекал через в уши, разбегался по телу. Руки наливались свинцом, еле двигаясь, еле таща крышку.

Всего один раз я рассказал об этом шепоте. Всего один человек знал, что Темнота от меня хотела. Всего одному я доверил этот секрет. И как он поступил?

Это был самый мерзкий вечер моей жизни, о котором я бы вообще предпочел не вспоминать, но шепот в ушах словно вытряхивал воспоминания из глубин памяти и выставлял напоказ.

— И что она тебе говорит? — спросил отец, внимательно глядя на меня.

После того, как перехватил душу Глеба, несколько дней я провел в кромешном бреду. А когда очнулся, оказалось, что это только начало. Дышать было тяжело, тошнило буквально от всего, меня качало при малейшей попытке подняться с кровати, но хуже всего был этот невыносимый шепот. И вот однажды вечером, когда я вынырнул из очередного тяжелого сна, рядом с моей кроватью в усадьбе дяди сидел отец. Как же я ему обрадовался. В последнее время он был постоянно чем-то занят и приезжал из столицы редко — раз в месяц, а то и реже. Не став тянуть, я сразу рассказал все: как вытащил Глеба, как поймал его душу, что больше не чувствую Темноты и что она мне шепчет. Я так надеялся, что он скажет, как мне теперь быть. Выслушав все это, отец сказал:

— Сделай так, как она говорит.

— Что? — не понял я. — Но она говорит отпустить. Это же значит…

— Это значит, что ты должен отпустить, — перебил он.

— Но Глеб же тогда…

— Ты что не понимаешь? — отец резко повысил голос.

Дальше он стал ругаться, что из-за какой-то души я лишу себя всего. Говорил, что я должен ее немедленно отдать. Иными словами, выкинуть как ненужный балласт — моего лучшего друга, брата, единственного человека, который всегда был рядом, пока он сам шлялся непонятно где по своим суперважным делам и поездкам. Настолько важным, что не мог ни взять меня с собой, ни забрать к себе. Настолько важным, что забывал даже про мои дни рождения. Настолько важным, что даже не приехал сразу, пока я тут подыхал.

— Я дал тебе ключ к величию! — сердито выговаривал отец. — К тому, чтобы любого поставить на колени! А ты собираешься все это бросить? Из-за какого-то пацана? Да ты в своем уме?!

Он выдохнул, набирая воздух в легкие перед новой тирадой.

— Зато он меня не бросил, — отчеканил я, поймав его вечно холодный взгляд, — как ты!

Миг — и его глаза недобро сверкнули густой, как огромные тучи, чернотой. Словно выбрасывая ее наружу, он вскинул руку и наотмашь ударил меня по лицу. Казалось, у меня из глаз брызнули искры.

— Да как ты смеешь?! Я дал тебе шанс стать великим! Тратил на тебя время! Силы! — удары посыпались друг за другом. — Учил тебя! Планы ради тебя менял! А ты!.. Чем ты мне оплачиваешь? Этим? Этим?..

Выговаривая