— Конфетка, ты меня очень огорчаешь, — из горла вырывается рычание. Злость — вот, что он чувствует при мысли, что это златоглазую девчонку обнимал после него кто-то другой. Что этот мерзавец влез в её жизнь и постель — а потом продал.

Он ещё дешево отделался. Пока. Но, когда уже будет не нужен в качестве свидетеля…

— Мне не нравится ваше молчание. Отпустите меня, пожалуйста, милорд, — блеснула зло глазами.

Нет, девочка. Не теперь. Он отпустил — но только для того, чтобы устроиться с ней в гостиной, прижимая теплое тело к себе, поудобнее устраивая его на коленях.

— Так лучше? — уточнил невозмутимо.

Сладкая нахальная пытка.

— Нет! Но вас ведь это не волнует, — прозвучало горько.

— Я не сделаю тебе ничего дурного. Не трону, пока не пожелаешь сама. Просто… посиди со мной рядом. Мне так спокойнее, — неожиданное признание далось легко.

Положить голову конфетке на плечо было тоже правильным решением. Злость ушла, в голове прояснилось, звери успокоились.

— Не думала, что похожу на таблетку, — фыркнула, но скорее от растерянности.

Замерла, а потом, машинально, начала перебирать его волосы.

Очень хотелось заурчать, расслабиться, довериться. Но он не доверял никому. Даже этой нежной девчонке с колючим характером. Или особенно ей?

Он дождался, пока она расслабится, и только потом задал свой вопрос:

— Скажи мне, что произошло в комнате моего сына? Как тебе удалось выломать дверь и убить тварь? Охрана нашла тело внизу. На нем следы когтей… когтей оборотня.

Его сердце забилось быстро-быстро, вызывая и ярость от затянувшегося молчания, и жгучее желание, и интерес. Так-так. Что-то все-таки прошло мимо него и его информаторов. Вот только каков масштаб катастрофы?

Майари Вольфрам

Наглый оборотень. Интересно, это у них врожденное или благоприобретенное?

Смотрит остро, внимательно, но не зло. Под этим взглядом хочется рассказать все, излить душу, зная, что тебя поймут, не отпустят просто так, обиженную и уставшую, не заставят бежать на высоких каблуках за своим спутником, кляня неудобную юбку, не…

— Я вскрыла дверь. Сама. Всплеск адреналина, такое бывает. Испугалась за мальчика. Он плакал, ему было плохо и страшно. Эта стерва морит его голодом и унижает, заставляя считать себя пустым местом. Это мерзко! И эту тварь я ткнула когтями. Они выросли на кончиках пальцев, — потрясла руками перед чужим носом, — представляете? Прямо на кончиках. Как у вас. Может, и правда в моей родне где-то оборотни погуляли. Но никаких изменений больше я в себе не чувствую.

Я говорила ровно и безмятежно, внутренне холодея с каждым произнесенным словом. Как он это сделал? Как?!

Это какая-то сила. Сила этого опасного оборотня с серебряными глазами, которая заставляла говорить и говорить, не останавливаясь. Сила, которой на самом деле боялись его соратники и противники.

Ярость, гнев, обида. Они переполняли изнутри. Потому что я бы и так рассказала. Может быть, не все. Может, постаралась бы подать эту правду немного по-другому. Но… Знак на спине снова обожгло, и это словно прорвало плотину.

Больше всего на свете я ненавидела такое вот демонстративное принуждение, небрежную демонстрацию якобы своей силы.

Я буквально подлетела на месте, чувствуя, как жар снова разбегается по венам, как грудную клетку распирает от тихого, но угрожающего рычания, как… рука взметнулась — и со всей силы отвесила пощечину. Да так, что голова оборотня мотнулась — он только изумленно моргнуть успел.

Метка, которую поставили мерзавцы из клуба, обожгла так, что я чуть сознание не потеряла. Интересно, что там ещё у неё запрограммировано? Но это не остановило.

Я готова была наброситься на него. Агрессия — сильная, отчетливая, никак и ничем не объяснимая — вот, что мной владело.

Перед глазами стояла алая пелена, внутри что-то скреблось, выкручивало кости, рвалось наружу — и словно утыкалось в невидимый барьер, причиняя боль.

— Прекрати немедленно, дурочка! Ты себе хуже делаешь! Думаешь, я извиняться должен? Почему я должен тебе доверять? — чужой крик донесся откуда-то издалека.

— Для того чтобы уложить в постель, вы знаете свою собственность достаточно, — процедила, пытаясь взять странное состояние под контроль, — а для того, чтобы позволить мне ответить самой — видимо, нет.

— Далась тебе эта постель!

— Вам, видимо, очень далась. Волчицы перестали удовлетворять вашим изысканным вкусам? Захотелось низменную смеску?

— Сумасшедшая, — мужчина вскочил, стоя напротив меня. Высокий. Грозный. С алеющим следом во всю щеку.

— Безумный ваш мир. Загнали нас, как дичь, ограничили в правах, а сами радуетесь! Теперь пожинайте плоды того, что сотворили, Великий Жнец! Вы и под вашим руководством! Работорговлю, нищету в половине кварталов, высокую смертность детей, огромное количество сирот! Никто не имеет прав, кроме вас! Имеют права только вампиры, высасывая жертв по клубам и похищая глупых девчонок! Имеют права маги, вдоволь пользуясь своим положениям и забирая людей для экспериментов! Все имеют права! Кроме людей и полукровок!

Я почти кричала. Я не должна была так себя вести. Я прежняя — сдержанная, разумная, высокомерная стервочка. Осторожная и внимательная. Я бы никогда не вывела из себя мужчину, от которого завишу. Сейчас я сделала это снова. Второй раз за ночь. Но…

— А теперь послушай меня! — чужое лицо исказилось неуловимо, закаменело, ушли легкость и искры веселого недоумения.

Меня резко ухватили под локоть. Его лицо приблизилось, глаза сощурились, сверля недобро. Когти на пальцах царапали мою кожу.

— Ты здесь никто. Пустое место. Винтик в системе. Что ты можешь знать о том, что мы делаем и пытаемся сделать? Думаешь, люди лучше нас? Дорвись вы до власти — и было бы то же самое. Только вы бы ещё и истребили всех, кто мыслит иначе, кто выглядит иначе, кто может больше, чем вы… Скажешь — не так?

Чужая ладонь сжимает грудь — не больно, а с каким-то томительно-злым предвкушением, жестко, уверенно.

— Что ты вообще знаешь и видишь за своими пробирками? Может, ты прекрасный химик, отличный изобретатель. И все. Кто ты такая, чтобы указывать мне, как правильно жить?

— Кто вы такой, чтобы меня попрекать, купив себе рабыню и используя женщину, как наживку, всесильный альфа?

Сейчас я четко чувствовала — истерика была неспроста. Её спровоцировали, очень тонко и умело. Истерика — тоже химическая реакция тела. Метка. Метка из клуба могла влиять на психическое состояние. Очень тонко, так, что это казалось естественным. Она просто позволяла выплеснуться наружу всей той гнили, что копилась во мне так долго бесконечными, наполненными отчаянием и борьбой за выживание днями.

— Одно мое слово — и ты узнаешь на самом деле, насколько неприятными могут быть оборотни. Ты много вообразила о себе, когда я позволил тебе более… неформальное общение. Пользуешься моим интересом? Думаешь, не найду себе… женщину посговорчивее?