– Какая-то грустная история получилась. Хотя грех жаловаться: вон, люди всю жизнь по помойкам побираются – и ничего, тоже находят какие-то свои маленькие радости. – Андрей потянулся и положил свою ладонь на Машину.

Они как-то одновременно замолчали, глядя друг другу в глаза. Заметив пробегающего мимо официанта, Порубов махнул рукой:

– Счет, пожалуйста.

– Я заплачу. И даже не думай возражать, – остановила его Барби.

Придя домой, Маша, чирикая, словно птичка, про чудесную погоду и хорошее настроение, пошла на кухню. Нашла в холодильнике початую бутылку вина и, отхлебывая из горлышка, вернулась в зал и включила телевизор. По новостям шел повтор сюжета про скандальное ограбление ювелирного салона и, в частности, кражу короны.

– Ну и шума мы наделали, – ехидно усмехнулся Порубов, снимая майку. Маша с нескрываемым восхищением и блеском в глазах посмотрела на его обнаженный мускулистый торс. – Включи компьютер, я быстро. – Прыгая на одной ноге, он на ходу стянул штаны.

Раздевшись, Андрей зашел в ванную и встал под холодную струю. Последнее время он только и мечтал, как отмоется от вони камеры, грязи и пота, освежит организм и наконец-то почувствует себя чистым.

Он стоял под ледяными струями и собирался с мыслями. Завтра маме должны делать операцию. И хотя врач уверял, что в немецкой клинике стопроцентная гарантия, что опасаться нечего и операция пройдет как по маслу, на сердце все равно было тревожно.

Вытирая на ходу волосы полотенцем, Порубов в одних плавках вошел в комнату. Маша, полулежа на диване, оценивающе смерила взглядом его снизу вверх и впечатленно покачала головой:

– Ни дать ни взять – вылитый Аполлон! Хочешь вина?

Андрей подошел, взял бутылку, после чего, сделав несколько глотков, резко наклонился и страстно поцеловал девушку. Маша обхватила его шею руками, и он поднял ее, понес к кровати и лег рядом, не прекращая целовать. Их тела сплелись, словно две лианы. Маша слегка постанывала. Ее тело вздрогнуло, когда Андрей вошел в нее…

Когда все закончилось, некоторое время они продолжали лежать в объятиях друг друга, словно нежась в угасающих волнах прибоя. Хотелось, чтобы этот миг никогда не заканчивался, чтобы всю жизнь пролежать вот так, переводя сбитое дыхание, чувствуя, что вот оно, то счастье, о котором исписаны миллионы страниц, снято тысячи фильмов, написано море картин…

Андрей открыл глаза, посмотрел на Машу и осторожно ее поцеловал. Она была похожа на ангела, каким-то чудом впорхнувшего в его жизнь. Одевшись, он сел перед компьютером и набрал по скайпу номер врача. После нескольких гудков в окошке на мониторе появилось лицо доктора. Тот начал что-то вежливо говорить по-немецки, вроде бы извинялся, что рядом с ним нет переводчика. Маша, встав с кровати, оделась и подошла к окну.

– Ни хрена не понимаю. Маша, ты знаешь немецкий?

– В школе неплохо «шпрехала», – отошла от окна девушка и села рядом на подлокотник кресла.

Из разговора выяснилось, что нужны еще деньги. Заплаченной суммы слишком мало, ее хватит только на саму операцию. Реабилитация после нее будет более дорогостоящей и займет больше времени.

– Извините, но случай запущенный, нужно больше, чем мы предполагали вначале, – говорил хирург.

– Ничего, осилю. Вы, главное, сделайте все как надо, а я вам скоро вышлю деньги, – переводила слова Андрея Маша, а он взволнованно смотрел то на нее, то на доктора.

Выдержав небольшую паузу, будто собираясь с духом, Порубов сглотнул подступивший к горлу ком и спросил:

– Скажите, только честно, я все пойму, – есть ли вероятность, что мама не переживет операцию? Ведь у нее возраст уже не тот, организм очень слабый. Я не хочу тешить себя иллюзией и не хочу, чтобы вы меня обманывали. Если у вас есть какие-то сомнения, скажите это сейчас. Я был бы очень благодарен за честность.

Пока Маша переводила сказанное, Андрей сидел в тревожном ожидании ответа и кусал губы. Он знал, что врачи не любят говорить всей правды, понимал, что таким образом те стараются оградить пациентов и родственников от лишнего стресса. Но ему нужно сейчас знать все.

– Знаете, ваша мама держится молодцом. И организм ее, несмотря ни на что, мог бы справиться не с одной операцией. Будьте спокойны. Конечно, ни один доктор не даст вам стопроцентной гарантии, никто ведь не застрахован от непредвиденной случайности, – внимательно и корректно подбирал слова доктор, глядя на Андрея.

Порубов напрягся: какая еще случайность, о чем он говорит?

– Но еще раз повторяюсь. В вашем случае будьте спокойны. Опасаться стоит не больше, чем при походе к дантисту. У нас огромный опыт проведения таких операций. Главное, что рядом нет вас. Это очень хорошо, что вы не приехали вместе с матерью. Ей сейчас противопоказаны эмоции. А после всего мы вас ждем здесь – общение с сыном сильно поможет пациентке восстановить силы при реабилитации.

Оговорив все детали, Андрей после долгих уговоров все же выпросил несколько минут разговора с мамой. Она была слабой, и волноваться перед важной операцией ей не рекомендовалось. Правда, Порубов уверил немецкого эскулапа, что его пациентка больше будет переживать, если не поговорит с сыном. Врач зашел в палату и поставил ноутбук перед пациенткой.

– Мама, привет!

Галина Федоровна лежала на белоснежной кровати. К ней была подсоединена куча трубочек, на заднем фоне слышалось пиканье аппаратов. Андрей всегда боялся больниц, врачей и не выносил запаха лекарств, всегда стоявшего в поликлинике, когда приходилось ходить туда сдавать анализы. Медицинские приборы навевали на него тихий ужас. Доктор говорит, что все в порядке, а тут куча приборов и везде что-то мигает, высвечиваются непонятные цифры, возле кровати стоит капельница… Он ни черта не понимал в медицине, отчего обычный интерьер больничной палаты вызывал беспокойство.

– Андрюша, сынок! – Лицо матери было бледным и уставшим, губы с трудом шевелились – было видно, что разговор стоит ей больших усилий. Она старалась не показывать сыну свою слабость, но выходило это с трудом. Андрей заметил, что за время, пока он ее не видел, мама постарела, сеточка морщин стала еще более четкой и глубокой. Он подумал, как все-таки беспощадно время. Вроде бы еще вчера она была стройной, румяной, подтянутой, жизнерадостной. Бегала с ним в выходные по аттракционам, на соревнованиях сидела на скамейке, с сумасшедшим азартом болея за сына. Он помнил ее полной энергии и сил, и казалось, что мама будет такой всегда. Что она никогда не умрет и будет рядом – что бы ни случилось. А теперь, он не мог этого не заметить, ей приходилось стыдиться своей слабости. Он чувствовал, что меньше всего маме хотелось быть для него обузой, она до последнего скрывала от него свою болезнь, ограждая от лишних забот. А теперь – вот как все вышло…

– Мама, как ты? – прильнул к экрану Андрей. – Ты, главное, не волнуйся, это самая современная клиника с лучшими врачами. Обещаю, как только тебя выпишут, обязательно поедем с тобой в Москву, на твой любимый спектакль, а потом пойдем в лучший ресторан и закажем тебе лучшие в мире блюда.