Тем временем кавалерийская атака на правом крыле французов развивалась согласно плану. В одиннадцать утра, все еще под проливным дождем, Мюрат и Виктор ударили по левому флангу союзников и ворвались в брешь, по-прежнему ожидающую прибытия задерживающегося Кленау. Наблюдатели, направившие свои трубы на ту часть поля, увидели блеск сабель — это Мюрат в шикарном наряде ворвался со своими эскадронами в самую сердцевину вражеского фланга, а на левом крыле французов все тоже шло гладко: Ней, Мармон, Мортье, Сен-Сир и кавалерист Нансути напирали на правое крыло союзников, вынуждая его отступать к центру. К трем пополудни отряды коалиции ударились в стремительное бегство, и Наполеон, полагающий, что корпус Вандамма отрежет им путь отступления, был уверен, что битва станет вторым Ваграмом. Он принял бой с превосходящими силами и в полуторадневном сражении изгнал их с поля битвы, причем такой успех был достигнут людьми, вступившими в бой после форсированного стомильного марша. Но Наполеон в эту секунду ошибался. Саксонская кампания не походила ни на одну из его предыдущих кампаний. Ее масштабы были слишком велики, а вражеские силы слишком разбросаны и многочисленны, чтобы разбить их в единственном сражении, какой бы полной ни казалась победа. Кроме того, на второй день битвы под Дрезденом он заболел и, вернувшись на ночь во дворец саксонского короля, был вынужден поручить преследование другим людям, не имевшим его уникальной интуиции. Скинув промокший серый сюртук, он заснул, впервые за тридцать шесть часов получив возможность отдохнуть. Шанс вывести Австрию из войны одним ударом был упущен из-за факторов, не поддававшихся его личному контролю.

IV

Апатия, характерная для поведения Наполеона той ночью и на следующий день, когда триумф был совсем близко, уже полтора столетия остается предметом споров. Почему — трудно понять. Даже гений военного искусства не может принимать четких решений, когда его одолевает понос, вызванный чесноком в баранине и усугубившийся днем, проведенным в седле под проливным дождем. «Он выглядел так, — говорит императорский лакей Констант, встретивший Наполеона по его возвращении, — как будто его вытащили из реки». Граф Дарю, спутник императора на пути из Москвы, повстречал Наполеона, когда тот возвращался в Дрезден, и Наполеон вкратце сообщил ему, что не имел возможности возглавить преследование, испытывая сильные желудочные колики. На следующий день ему стало лучше, но ненамного. Даже кусочек чеснока может сыграть свою роль во всемирной истории — отличная возможность была упущена, как происходило почти всегда, когда Наполеону приходилось передоверять важные стратегические решения своим маршалам, даже лучшим из них, таким, как Массена и Даву. В данном случае ответственность лежит на импульсивном генерале Вандамме.

Внезапная болезнь Наполеона была лишь одним фактором в цепочке неудач, отнявших у него решительную победу между Дрезденом и чешскими ущельями. Были и другие, более важные, а именно полная неудача двоих людей, командовавших двумя другими армиями, вступившими на той неделе в бой — маршала Макдональда, встретившего прусского полководца Блюхера на реке Кацбах у силезской границы, и маршала Удино, получившего задание сразиться под Берлином с северной армией союзников. Обоих ожидали серьезные неприятности, и оба были бесславно разбиты. Эти поражения и последующая глупость Вандамма лишили Францию всех плодов дрезденского триумфа.

Поражение Удино было наименее катастрофичным из французских неудач. Надеясь улучшить свою репутацию, он решил взять Берлин, разбить, а может быть, и пленить Бернадота и предотвратить приближение шведов и пруссаков к Эльбе на севере, Удино (так и оставшийся гренадером в высоких чинах, несмотря на свою славу храброго рубаки) совершил быстрый переход на север и 20 августа, через пять дней после возобновления военных действий, приближался к своей цели. Кроме собственных войск, он вел с собой Четвертый корпус Бертрана и Седьмой корпус Рейнье — оба были способными воинами. Всего у него в подчинении находилось 6400 человек, правда не слишком боеспособных. Лишь половина из них были французы, а другую половину составляли итальянцы и саксонцы; верность последних была сомнительной. Местность, по которой он передвигался, изобиловала болотами, реками и лесами, так что сосредоточить силы оказалось трудно. Бернадот поджидал его с соединенным войском шведов, русских и пруссаков, численность которых мадам Удино в своих мемуарах оценивает в 9000. Вероятно, эта цифра преувеличена.

Французы 21 августа захватили городок Треблин и продолжили наступление, к большой тревоге Бернадота, который даже намеревался отступить за Шпрее и оставить прусскую столицу. Но командир пруссаков фон Бюлов не соглашался с кронпринцем и намеревался остаться и принять бой в деревне Гросс-Беерен, менее чем в тридцати километрах к югу от Берлина.

Удино приказал наступать тремя колоннами — Бертран справа, Рейнье в центре, а он сам слева, но корпус Бертрана был задержан врагом, и этот генерал повел себя слишком нерешительно, в то время как Рейнье, стремясь к цели, действовал чересчур поспешно и пошел в наступление, не дожидаясь Удино, из-за чего вскоре с ним в бой вступила основная часть армии Бернадота. Он был отброшен, потерял 2000 человек пленными и был бы полностью уничтожен, если бы Удино не обратил атаку в отступление с боем и отошел к Виттенбергу на Эльбе. Непогода помешала преследованию, и, оглядываясь, Удино мог посчитать, что ему повезло, раз он отделался такими небольшими потерями. Однако попытка взять Берлин провалилась. Что еще хуже, боевой дух пруссаков и шведов получил мощную подпитку как раз в тот момент, когда союзники весьма нуждались в сильном стимуле.

И они получили гораздо больше, чем надеялись, в другой части огромного поля битвы, на этот раз восточнее реки Кацбах, на дороге к Яуэру, куда отступил Блюхер, встретившись 22 августа с основными силами Великой армии. Именно здесь, благодаря просчетам маршала Макдональда и сильнейшему ливню, Блюхер добыл союзникам самую громкую на тот день победу — триумф, по сравнению с которым победа Бернадота под Берлином в смысле числа пленных, захваченных пушек и ущерба для воинского духа французов казалась пустяком.

Вспомним, что Наполеон передал командование Макдональду, когда был вынужден повернуть и поспешить на помощь Сен-Сиру в Дрезден. Макдональд, сын шотландского горца, который служил во Франции после разгрома якобинского восстания 1746 года, был компетентным и очень уважаемым человеком, но крайне невезучим. Полковник Марбо, сражавшийся под его командованием и оставивший нам подробное описание трепки, заданной французам на Кацбахе, говорит, что идеи Макдональда всегда были здравыми и практичными, но негибкость не давала ему возможности претворить их в дело на поле боя. Пристальный взгляд на действия Макдональда, которому пришлось разбираться с Блюхером, пока император выигрывал Дрезденскую битву, подтверждает мнение Марбо.