Девушка в отражении мне определенно нравилась. А румянец и яркие губы – я искусала их от волнения и нетерпения, пока служанка заново переделывала мою прическу, – нисколько не портили образ.

– Он там, он внизу? – в сотый раз спросила я.

– Да, госпожа. Попросил передать, что дождется вас, чтобы поздороваться, а после пойдет переодеваться с дороги.

Лестница со второго этажа спускалась прямо в гостиную, где меня ожидали все члены семьи Маринер. Рина, заметив меня, улыбнулась. Ран стоял спиной. Я видела, что его костюм и даже волосы припорошены пылью. Уверена, ему не терпелось сменить одежду, но он решил сначала увидеть меня. Это было так приятно!

В руках Ран держал бокал с вином и вполголоса обсуждал что-то с отцом. Рина Маринер тронула его за рукав и кивком головы указала на меня. Мой друг обернулся.

Готова спорить на что угодно, но первые несколько секунд он меня просто-напросто не узнавал. У него был восхищенный взгляд и вопрос в глазах: что это за прелестная незнакомка? А потом брови его поползли вверх, а лицо сделалось такое растерянное, ошеломленное даже, что я невольно рассмеялась, а в крови словно забурлили веселые пузырьки. Сюрприз удался!

Мама Рана, заметив происходящее, тоже едва сдерживала смех. А вот его отец выглядел недовольным, и, заметив сжатые губы, я тоже потупилась.

– Отлично выглядишь, дружище! – воскликнул Ран.

Взбежал ко мне по ступеням и протянул руку, помогая спуститься. Подвел к родителям, вручил свой бокал и умчался переодеваться. Я пригубила вино – терпкое и сладкое. Думаю, дома мне бы не налили вина даже в честь праздника, хотя я уже взрослая, к слову сказать. Впрочем, у отца Рана тоже закрались сомнения на этот счет.

– Кора, напомни-ка, сколько тебе лет?

– Семнадцать.

В семнадцать моя мама была уже замужем. В семнадцать все стихийники становятся совершеннолетними. Так что я буду пить вино, и никто мне ничего не скажет. Я довольно дерзко посмотрела на Молинара Маринера и сделала еще глоток. Бокал скоро опустел, а голова закружилась. Ну и пусть! Праздник все-таки.

Ран не заставил себя долго ждать. И на этот раз уже я едва сдержала восхищенный вздох. Он был одет в черный костюм с серебряной оторочкой, который отлично подчеркивал стройную фигуру. Волосы казались еще светлее, а глаза еще темнее. Мы будто соревновались, кто кого сильнее потрясет. Но я пока вроде бы вела.

А потом был праздник. Самый прекрасный праздник Примирения в моей жизни. На террасе у воды накрыли столы. По краям площадки разожгли костры и окружили их магическим экраном, который пропускал тепло, но не гарь.

Слуги с семьями, некоторые их родственники из окрестных сел тоже были приглашены на праздник. И в нашей семье существовала такая традиция, но в семье Рана все проходило гораздо веселее. Мы бы чинно сидели за столом, разговаривая о ничего не значащих вещах. Здесь же, наскоро перекусив, люди сдвинули столы и устроили зажигательные танцы под аккомпанемент местных инструментов, напоминающих свирели. Мама Рана в своем ярком синем платье кружилась и смеялась посреди пестрой толпы девушек и женщин. Ран, его отец и другие мужчины стояли полукругом и, наблюдая за танцем, хлопали и подбадривали криками. Я танцевать не решилась, и никто не стал меня заставлять.

Это был женский танец, но в следующем танце и мужчины, и женщины уже отплясывали вместе. Они то расходились, то сходились и переплетали руки в каком-то замысловатом танцевальном узоре. Мое сердце замирало от восторга. Какие они необыкновенные! Такие живые, такие настоящие все.

Ран подошел ко мне. Стоял и отбивал такт ногой. Ему хотелось туда, в круг, но он не оставил меня одну. Это было приятно.

– Отличный праздник, – сказала я. – Спасибо, что позвал.

– Не стоит благодарности, – ответил он, как всегда говорил на все мои «спасибо». – Ты не хочешь потанцевать?

Я хотела. Очень хотела. Но не решалась выйти одна среди всех этих милых, но совершенно незнакомых людей. Ран, кажется, догадался обо всем. Димер непременно начал бы подтрунивать над моей скованностью, но Ран сказал:

– А со мной потанцуешь, маленький дружище?

Потанцую ли я с тобой, Ран? Возьму тебя за руку, а ты обнимешь меня за талию, и наши тела будут так близко… Ты еще спрашиваешь? Конечно, я потанцую! Пусть мне все равно страшно до дрожи.

Как будто в ответ на мои мысли заиграла медленная музыка. Ран протянул мне руку, и я вложила в его ладонь свои пальцы. Хорошо, что нас с детства учат танцевать, и все движения отработаны до автоматизма, иначе я бы непременно упала от волнения – я не чувствовала своих ног.

Ран отлично вел. Угадывал все мои движения. Так бережно держал меня за талию, так осторожно сжимал ладонь. Жаль только, не было видно его глаз. Я поднимала голову, а видела застегнутую маленькую серебряную пуговицу под подбородком, четко очерченные скулы… О чем ты думаешь сейчас, Ран?

Когда танец закончился, он, прежде чем склониться в традиционном поклоне, поцеловал меня в лоб. Друзей ведь так не целуют, правда?

Завершающим аккордом вечера стал водный фейерверк. Семья Маринер действовала слаженно, думаю, они не один раз уже устраивали что-то подобное. Музыканты продолжали играть, а струи воды под музыку вздымались в небо. То прямые, как стрелы, то закручивались водяными вихрями, то рассыпались яркими брызгами. Сердце замирало от восторга.

Я бы хотела, чтобы этот вечер никогда не заканчивался. В ту ночь, лежа в кровати, я впервые не могла заснуть от счастья. Вернее, не то чтобы не могла – я не хотела спать. Я боялась закрыть глаза. Я длила и длила эти минуты. Ведь утром наступит новый день, а этот чудесный вечер навсегда отступит в тень прошлого. Никогда больше не вернется…

Если бы я только знала, что готовит мне грядущий день… Если бы я только могла предположить, что завтра в это же время меня будут душить слезы…

Утро встретило меня солнечными лучами, пробивающимися сквозь витражные окна. Тени ветвей качались в саду. Казалось, что там, за пределами стен, до сих пор стоит знойное лето.

Интересно, сколько сейчас времени? По ощущению уже ближе к полудню. Я сладко потянулась, улыбаясь. В памяти вспыхнули мгновения вчерашнего дня. Как он держал меня за руку… Как поцеловал…

Мне захотелось немедленно, в эту же секунду его увидеть. Почему, ну почему меня не разбудили! Утро теперь потеряно зря! Я натянула на себя форменное платье, сапожки и выбежала из комнаты. А если он ушел куда-нибудь с отцом? А если я его сегодня не увижу?

Запыхавшись, я ворвалась в столовую и натолкнулась на удивленные, хотя и приветливые взгляды семьи Маринер, в полном составе завтракающей за столом. Наверное, я забавно выглядела сейчас – бегу, будто за мной кто-то гонится. Ран поднялся на ноги, отодвинул стул, приглашая сесть.

– Что-то случилось, Кора? Куда ты так бежишь?