— Я знаю.

— Мы любим тебя.

— Я вас тоже люблю, — ответила я скорее ради приличия, чем повинуясь чувству.

Я нажала на кнопку отбоя.

— Дело сделано, — сказала мне Ана, сжала мою руку, прижала ее к сердцу. — Я так горжусь тобой за этот разговор. Ты по-настоящему хорошо держалась.

Она обняла меня, и я уткнулась лицом в ее тело. Плечо Аны — это мягкое место, чтобы поплакать, но я слышала городские легенды о безопасности материнских объятий, и теперь это звучало как нельзя кстати.

— Ладно, я хотела бы прилечь.

— Давай, — откликнулась Ана. Она убрала со стола тарелки, свою пустую с остатками кленового сиропа и мою чистую, но с блином. — Если захочешь есть, скажи мне.

— Хорошо, — ответила я. Но я уже была в спальне, уже легла и уже знала, что есть мне не захочется. Я смотрела на потолок и не понимала, сколько времени прошло. Я вспомнила, что мобильный Бена где-то все еще существует. Что его номер не умер, как умер он. И я позвонила. Я снова и снова слушала его голос, нажимала на отбой и опять набирала его номер.

ЯНВАРЬ

Это был холодный и дождливый субботний вечер. То есть холодный для Лос-Анджелеса. Пятьдесят градусов[9] и ветер. Ветер начал раскачивать деревья, дождь хлестал наискосок. Было только пять часов, но солнце уже село. Мы с Беном решили отправиться в винный бар неподалеку от моего дома. Ни один из нас не был большим любителем вина, но там была крытая парковка с парковщиком, поэтому заведение показалось нам самым сухим из близлежащих вариантов.

Мы дошли до столика, сняли мокрые пальто и взъерошили волосы. На улице было настолько холодно, что в баре нам показалось так тепло и уютно, как будто мы сидели у костра.

Я заказала салат «Капрезе» и диетическую колу. Когда Бен заказал пасту и бокал пино-нуар, я вспомнила, что фишкой этого места был винный бар.

— О, не надо диетической колы, — сказала я. — Я буду то же самое.

Официант взял наши меню и ушел.

— Ты не обязана заказывать вино, если ты его не хочешь, — заметил Бен.

— С волками жить, знаешь ли…

Вскоре нам принесли наши бокалы, наполовину наполненные темно-красным вином. Мы покрутили бокалы под носом, улыбаясь друг другу, так как ни один из нас не знал толком, для чего это надо делать.

— Ага, слабый запах ежевики и… — Бен сделал глоток, сдержанно, как дегустатор. — Есть древесный привкус, ты не находишь?

— Ммм. — Я отпила из своего бокала, делая вид, что обдумываю. — Да, древесный привкус. С насыщенным полным вкусом.

Мы оба рассмеялись.

— Точно! — сказал Бен. — Я забыл про насыщенный. Любителям вина нравится говорить о напитках, что они насыщенные.

Он сделал несколько глотков.

— Честно говоря, для меня все вина на один вкус.

— Для меня тоже, — ответила я и снова отпила из бокала. Мне пришлось признать, что, хотя я и не могла рассуждать о танинах, базовых нотах или о чем там еще говорят люди, разбирающиеся в вине, вкус все же был великолепный. Еще после нескольких глотков ощущения тоже стали великолепными.

Нам как раз принесли еду, когда телефон Бена зазвонил. Он перевел звонок на голосовую почту, а я попробовала салат. Он принялся за свою пасту, и телефон зазвонил снова. Бен снова проигнорировал звонок. Наконец я не выдержала и спросила:

— Кто это?

— О! — Ему явно не хотелось, чтобы я его об этом спрашивала. — Это девушка, с которой я встречался некоторое время назад. Иногда она напивается и звонит мне.

— Еще нет даже половины восьмого.

— Она немного… Как бы это правильно назвать? Она… любительница развлекаться. Так это вежливо называется?

— Думаю, это зависит от того, что ты пытаешься сказать.

— Она алкоголичка, — признался Бен. — Поэтому я перестал с ней встречаться.

Он произнес это настолько бесстрастно, что застал меня врасплох. Это казалось почти глупостью, потому что было слишком серьезно.

— Она звонит мне время от времени. Наверное, она пытается вызвонить меня на перепихон.

Мне снова захотелось смеяться, когда он использовал слово перепихон, но в глубине души зарождалась ревность. И я чувствовала, как ревность поднимается все ближе и ближе к поверхности.

— А! — Вот и все, что я смогла сказать.

— Я говорил ей, что у меня есть девушка. Поверь мне. Это раздражает больше, чем что-либо другое.

Ревность уже обжигала мою кожу.

— О’кей.

— Ты огорчена?

— Нет, — легко ответила я, как будто и в самом деле не была огорчена. Почему я так поступила? Почему я просто не сказала «да»?

— Ты огорчена.

— Нет.

— Ты расстроилась.

— Нет, не расстроилась.

— Ага, у тебя покраснела грудь, и ты говоришь отрывисто. Это значит, что ты сердишься.

— Откуда ты об этом знаешь?

— Я просто внимательный.

— Ладно, — сдалась я. — Мне просто… это не нравится. Эта женщина… ты с ней раньше встречался. Кстати, давай признаем, что ты с ней спал. Я не знаю, нравится ли мне то, что она звонит тебе, чтобы заняться этим снова.

— Я понимаю и согласен с тобой. Я просил ее прекратить звонки, — объяснил Бен. Он выглядел не сердитым, но обороняющимся.

— Я знаю, знаю. Я тебе верю, только… Послушай. Мы договорились, что все эти пять недель у нас будут исключительные права друг на друга. Но если ты не хочешь…

— Чего? — Бен давно перестал есть свою пасту.

— Не важно.

— Не важно?

— Когда ты в последний раз виделся с ней? — Зачем я задала этот вопрос, что я пыталась этим доказать, я не знаю. Ты не должна задавать вопросы, на которые тебе не нужны ответы. Этому я так и не научилась.

— Какое это имеет значение?

— Я просто спрашиваю.

— Это было незадолго до того, как я встретил тебя, — ответил он, глядя в свой бокал и отпивая вино, чтобы спрятать от меня свои глаза.

— О каком «незадолго» мы говорим?

Бен смущенно улыбнулся.

— Я видел ее вечером перед тем, как встретился с тобой, — сказал он.

Мне хотелось потянуться через стол и свернуть ему шею. Мое лицо раскраснелось от ревности, легкие будто занялись огнем. Казалось бы, для этого чувства не было причины. Но я не могла мыслить рационально. Мне хотелось наорать на него и сказать, что он поступил неправильно, но он не делал ничего неправильного. Совершенно ничего. Мне не было никакого смысла ревновать. Я просто… Я хотела верить, что Бен был моим. Я хотела верить, что до меня никто не вызывал улыбку на его лице, что до меня ни одна женщина не вызывала у него желания прикоснуться к ней. Внезапно звонившая женщина стала самостоятельной личностью в моей голове. Я увидела ее в красном платье с длинными черными волосами. Возможно, она носит черный кружевной бюстгальтер, и в ее распоряжении наборы трусиков. Возможно, они всегда совпадали по цвету. В моем воображении у нее был плоский живот. В моем воображении она любила быть сверху. Вместо того чтобы признать собственную ревность, вместо того чтобы сказать правду, я собирала факты и пыталась найти способ обвинить его.