Ари Флейшер добавляет: «Президент исчерпал эту тему. И если честно, я полагаю, что наша страна также ее исчерпала».

Возможно, его страна, но не моя.

Министр обороны Дональд Рамсфелд поспешно подал в программе «Встреча с прессой» новую ложь: «Как выяснилось, не все сказанное президентом является, строго говоря, верным... Но надо поставить вопрос ребром: верим ли мы в то, что Саддам ведет программы создания химического, бактериологического и ядерного оружия? Я отвечаю: да, верим».

Рамсфелд добавил: «И до того я говорил то, что говорил президент. И после того я говорил то, что говорил президент. Я только повторял его слова».

Вы еще следите за мыслью? Прежде чем ваша голова, закружившись, окончательно не оторвалась от шеи, давайте обратимся к Кондолизе Райс, чтобы она все нам прояснила. Обозревателю Си-эн-эн Вульфу Блитцеру она сказала так: «Вульф, позвольте мне для начала заметить, что эта тема стала очень заезженной... Ну а теперь, когда мы уже в Ираке, мы разговариваем с учеными, изучаем документы, и нам удается установить, например, что кое-кто спрятал у себя во дворе компоненты центрифуги...»

Эта ложь оказалась настолько несвежей, что привлекла внимание Блитцера, и Райс была вынуждена признать — ее «улике» исполнилось двенадцать лет: «Да, это было перед первой войной в Персидском заливе — точнее, в 1991 году».

Тем не менее Райс, нисколько не смутившись, в тот же день появляется в программе «Лицом к нации», где продолжает настаивать, что «президент в своем заявлении о положении дел в стране сказал все правильно... Мы составляем основные положения речи. Затем передаем их авторам. Именно они пишут речи, а дальше приходится полагаться на службу проверки... И если вы обратили внимание, в послании президента говорится «в Африке». Более конкретно не уточняется. В обращении говорилось, что Саддам пытался достать — а не о том, что он получил или приобрел. При этом приводились ссылки на английские документы».

И конца-краю этому нет. Ложь громоздится на лжи. Лжи так много... что становится тошно.

Лжи так много, что даже свидетель лжи мирового класса, бывший помощник президента Никсона Джон Дин, не выдержав, заметил: «Неплохо будет вспомнить, что Никсон ушел в отставку, так как палата представителей угрожала ему процедурой импичмента в связи с противозаконным использованием ЦРУ и ФБР».

Почему же сейчас столько лжи осталось без каких-либо последствий? Почему Джордж У. Буш до сих пор сидит в Белом доме? Где процедура импичмента?

Сколько еще лжи потребуется, чтобы накормить досыта конгресс?

Вчера ночью мне приснился сон. На самом деле, сразу несколько снов. В одном я размазывал «Тоффути»[124]по горбу верблюда. В другом я возил по полю для игры в гольф на тележке из супермаркета великого Фреда Коуплза[125], который тем временем читал мне выдержки из «Бхагавад-Гиты». Видимо, мне нужна помощь психиатра.

Это была одна из тех ночей после затянувшейся вечеринки, когда в тот самый момент, как ваша голова касается подушки, в ней словно включается какой-то мультиканальный телевизор, и вы никак не можете отыскать пульт дистанционного управления, чтобы его выключить. Я отмечал с друзьями и любимыми гибель Удея и Кусая Хусейнов. Нельзя не признать, насколько важно собираться вместе с близкими, когда нашему правительству удается поймать и убить «тех, кто нам не нравится». Но один лишний стаканчик текилы под скандирующие крики «Кусай! Куcaй! Кусай!» — и даже я не выдержал. Так бурно я не отмечал ни одно событие с тех пор, как в штате Техас едва не казнили того слабоумного[126].

Ладно, вернемся к моей основной мечте. Она была настолько реальной, что я чувствовал себя Скруджем[127]*. Внезапно я очутился в будущем. На дворе стоял 2054 год, и отмечался мой столетний юбилей. Не знаю, или несколькими годами раньше я присоединился к сторонникам здорового питания, или в мире по какой-то причине закончился «Бен и Джерри[128], потому что для ста лет я выглядел весьма неплохо.

В этом сне меня неожиданно навестила моя праправнучка Анна Коултер-Мур[129]. Понятия не имею, почему ее назвали именно так, а спросить я побоялся. Праправнучка сказала, что готовится к устному ответу на уроке истории в шестом классе школы и хочет кое-что у меня спросить. Но свет не горел, компьютера у нее не было, и воду она пила не из бутылки. Вот как, насколько я могу вспомнить, проходил наш разговор...

АННА КОУЛТЕР-МУР: Привет, прапрадедушка! Я захватила для тебя свечу. Нашей семье почему-то на этот месяц выдали одну лишнюю. Я боялась, что нам с тобой для разговора не хватит света.

МАЙКЛ МУР: Спасибо, Анни. Слушай, а если после того, как мы с тобой все обговорим, ты оставишь мне карандаш, которым пишешь, то я его сожгу и хоть немного согреюсь.

А.: Извини, прапрадедушка, но если я оставлю тебе этот карандаш, мне будет нечем писать до конца года. А разве в твое время для письма не использовали что-то другое?

М.: Да, у нас были ручки и компьютеры, а еще такие маленькие устройства, в которые можно было говорить, и получался напечатанный текст.

А.: И что с этим случилось?

М.: Понимаешь, дорогая, для того, чтобы все это изготавливать, требовалась пластмасса.

А.: Ах да, пластмасса. И тогда все любили пластмассу?

М.: Это был волшебный материал, однако для его производства требовалась нефть.

А.: Понятно. После того как запасы нефти иссякли, нам приходится писать карандашами.

М.: Точно. Господи, как же нам всем не хватает нефти, правда?

А.: Когда ты был молодым, неужели люди были настолько глупы, что полагали, будто нефти хватит навеки? Или просто никто о нас не думал?