здесь делаете и как сюда попали», я полагаю, будет неуместным — я специалист по замкам любого рода, — он положил на журнальный столик хитроумный набор блестящих отмычек.

— Мда-а… — только и промолвил Орловский, вешая на спинку стула пиджак. — Что вам сказать? В таком случае — не хотите ли чаю?

— А кофе у вас есть? — похоже, прямолинейность была неотъемлемой чертой «гостя». — Если разрешите, я помогу.

— Вы разрешения вообще-то не спрашиваете. Валяйте! Чайник на плите, кофе в шкафчике, сахар.

— Сахар у меня с собой, а то знаете, теперь все по талонам и не знаешь, угостят или нет.

— А вы, оказывается, предусмотрительны, — донеслось до Вашко из ванной комнаты.

— Служба такая! Яичницу будете или боитесь сальмонеллы?

— Всего бояться…

— Поддерживаю… Ого, у вас полный холодильник. Тогда по четыре штуки! Нет, лучше по пять!

Когда Орловский, утираясь полотенцем, вышел из ванной, то с удивлением отметил, что «усач» чувствовал себя «прочно»: повесил на спинку стула пиджак, а прямо поверх рубашки повязал полотняный передник с вышитыми петушками.

— Мое утреннее предупреждение, насколько я понимаю, было вовсе не лишним? — начал без обиняков подполковник, когда они удобно уселись за столом на кухне.

— В смысле? — решил поосторожничать Сергей.

— Статью, которая была в редакции, искать не надо. Можете не удивляться: почти всегда бумаги попадают под арест раньше человека… Более того, если вы ее печатали в двух экземплярах, то второй постигла та же участь.

— Вас благодарить за это? — у Орловского уже не было сил удивляться наглости нежданного «гостя», и он лишь вяло ковырял вилкой в сковороде с великолепной яичницей.

— Боже упаси! — пробормотал Вашко, с аппетитом поглощая большой кусок поджаренной отдельно ветчины.

— Кто вы?

— Друг.

— Почему я должен вам верить?

— А вам ничего другого не остается. Вы идете на красные флажки, и нет ни одной боковой дорожки или тропинки в сторону от загонщиков.

— Да, но у друзей бывают имена и фамилии. Мои анкетные данные вам, конечно, известны.

— Правильно. Вот, полюбопытствуйте… — Он вытер тряпочкой стол и положил перед Сергеем свое служебное удостоверение.

— Лестно, что моей персоной занимаются подполковники…

Вашко хмыкнул:

— Не тешьте свое самолюбие. «Моя ценность определяется рангом моих врагов» — эта истина к вам не имеет никакого отношения хотя бы потому, что даже я не знаю уровень ваших недругов… Наверное, их еще никто не знает.

— И вы, Иосиф Петрович, находитесь здесь, исполняя служебный долг?

— Считайте, что я у вас по личной инициативе. А что касается статьи, то не мне вам объяснять, что с момента отъезда в Аршальск шансы на публикацию ваших материалов упали до нуля. Полагаю, это относится не только к «Пламени», но даже к «Мурзилке». А теперь — ближе к делу, — он засучил рукав рубашки и посмотрел на часы. — Время летит! Уже половина девятого. Когда самолет?

— Вы и об этом знаете? Прежде, чем улететь, я бы хотел узнать, кто взял второй экземпляр статьи. Ладно, в редакции ее можно изъять, но в частной квартире… Поверьте, мне не доставляет радости, что в мое отсутствие шарят в личных вещах.

Вашко оторвал взгляд от стола и тяжело посмотрел прямо в глаза Сергею.

— Для вашего же спокойствия не скажу! Хотя я, как и вы, располагаю пока не доказательствами, а лишь догадками. Более того, я недавно видел оба экземпляра. Я читал статью один среди немногих, и мне нравится ваша позиция. Правда! Но…

— Что «но»?

— Вы можете плохо кончить. А тут еще эта командировка, — он смотрел на Сергея, ковыряя в зубах спичкой. — Я хотел бы вам помочь, но про ситуацию в Прикумске сказать ничего не могу. Пока не могу… И все же — когда вы летите?

— Самолет через два с половиной часа… — Орловский встал и быстрыми шагами начал ходить по тесноватой кухне. — Прикумск, Прикумск… Почему именно Прикумск? Думаю, выбор не случаен.

— Видимо, вы правы… Вы там уже бывали?

— Десять лет назад. — Орловский осторожно посмотрел в сторону пристально наблюдавшего за ним гостя и тотчас отвел взгляд. — Преддипломную практику проходил в областной газете. Всего четыре месяца я пробыл в «Прикумском рабочем», да и когда это было…

— Поведение тогда было безукоризненным? Придраться ни к чему нельзя? К примеру, какие-нибудь излишества: винишко, девочки? А? Давайте поразмышляем вместе, — предложил Вашко, старательно умащивая громоздкое тело на крохотном диване, сооруженном в самом углу кухни. — Смотавшись в Аршальск и вскрыв там кое-какие чиновничьи делишки, естественно, вы сильно разозлили некоего, назовем условно… Как хотите назвать противника? — Вашко с улыбкой извлек «верблюжью» сигарету и пустил к потолку облачко дыма. — Хотите? Нет! Правильно… можно, конечно, прозаически — товарищ Икс. Но это банально… — рассуждал он вслух, и в душе Орловского начали пробираться сомнения в его искренности. — Самое любимое словцо моей внучки… Ей четыре с половиной… Хотите, карточку покажу? Нет… Ваше дело. Так вот — самое любимое словцо Аленки — «пупсик». Пусть этот некто так и называется — товарищ Пупсик. Не возражаете?

— А если их несколько?

— Не думаю. Такие дела творят без согласия. Что же сделали вы. Разозлив своим поведением товарища Пупсика, вы ему даете повод, но у него не хватает против вас компрометирующих материалов. Убрать он вас не может — а это, похоже, и есть основная задача, ведь каждому понятно, что вы не из тех, кто останавливается на полпути. В самом Аршальске вы так крутанулись вокруг наших мальчиков, что они не знали, где и как вас искать. Это лихо, ничего не скажешь. Мне понравилось. Но этот номер больше у вас не пройдет… Кстати, как фамилия этого врача? — Вашко щелкнул в воздухе пальцами. — Ну, ваш школьный товарищ. Кирилов? Запомню… Ах, Кирилов. Так вот, благодаря ему и вам мои коллеги получили четыре выговора, один строгий и один сотрудник представлен на увольнение… Это сильно! Без Москвы здесь не обошлось… Задача! А тут еще Прикумск! Все же признайтесь — с бабами не накрутили тогда? По молодости, по бодрости… А? Хотя к чему такой вопрос… Конечно, конечно… Вы и сейчас не отличаетесь отменным поведением… Кто эта Жанна? Жена, невеста?

— Какая? — решил затаиться Сергей.

— Юноша, три с половиной дня я не выпускал вас из поля зрения. — Вы мне стали самым близким человеком… Не делайте мне глазок! Да, такая у меня собачья работа, что скажешь. И нет большого секрета в том, что вчера, проехав три остановки на метро, одну на автобусе и протопав семь минут в сторону от шоссе с пломбиром в руках, вы поднялись на четвертый этаж дома с синими балконами