но имя Заи Бримм (или как там ее зовут) вряд ли снова окажется на этих страницах.

Не ловите мух, следите за новостями!

Бенни Трилби»

***

2 часа дня. 10 часов до Нового года.

Канун Нового года в Габене, а особенно в привокзальном районе Тремпл-Толл, который чаще всего называют просто Саквояжным районом, всегда полон сумбура и неразберихи. Но это не обычная угрюмая габенская неразбериха, а самая что ни на есть праздничная кутерьма.

В Тремпл-Толл не протолкнуться. Улицы пропахли грогом и выпечкой. Кругом все гудит, звенит, скрипит и фыркает. Все спешат, пока не закрылись лавки, пока не растащили самых жирных гусей (или самых жирных крыс – если вы обитатель окрестностей канала).

У стены Рынка-на-подошве со своими елками разместился мистер Макфи. У него можно найти всё: от прекрасного, разлапистого «Счастливого дерева» за целую сотню фунтов до похожего на вашу нетрезвую престарелую тетушку «Мусорного дерева» за двадцать пять фунтов и сорок пенсов. К наступлению темноты все елки мистера Макфи будут раскуплены…

Больше всего шума стоит, разумеется, на площади Неми-Дрё.

Колокольчики на дверях лавок и мастерских звенят, не замолкая. Гудят и трясутся трубы пневматической почты. Для пересыльщиков из Почтового ведомства сегодня самый тяжелый день: от количества отправляемых капсул у них дымятся головы – и это не образное выражение.

Экипажи толкутся в заторах, и в заснеженный воздух вырывается безудержное клаксонирование. Тут и там можно заметить велоциклы, груженные коробками с подарками…

Во всей этой суматохе один из экипажей, кэб мистера Граппи, едва полз, чем вызывал закономерное раздражение сидящего в салоне пассажира.

Но вот наконец упомянутый кэб не иначе как с помощью пресловутого Новогоднего чуда выбрался из затора. Подъехав к тротуару, он выпустил облако пара и остановился.

К экипажу тут же подбежали два тощих типчика в узких ношенных пальто и покрытых снегом шляпах. Отталкивая друг друга локтями и сложенными зонтами, они попытались открыть дверцу и помочь выбраться из экипажа важному пассажиру, но добились лишь того, что один за другим рухнули в снег. В попытках подняться на ноги они принялись хвататься друг за друга, но это привело лишь к тому, что они снова упали. К шуму площади Неми-Дрё добавились совсем не праздничные брань и проклятия.

С самодовольной усмешкой мимо трепыхающихся в снегу типчиков прошел человек в клетчатом пиджаке и в галстуке-бабочке. Он раскрыл зонт, который держал в руке, и открыл дверцу кэба.

На тротуар не без труда выбрался довольно толстый господин в пальто и высоком цилиндре.

– Добрый день, сэр, – поприветствовал человек с зонтом толстяка, услужливо подавая ему руку.

– Ничего в нем нет доброго, – пропыхтел тот. – Ненавижу канун Нового года.

– Я знаю, шеф.

– Ничего ты не знаешь, Бенни…

Толстяк бросил раздраженный взгляд на по-прежнему борющихся в снегу газетчиков. Ни один не желал помочь (или хотя бы позволить) другому подняться.

– Хатчинс, Уиггинс, может, прекратите безобразничать?! – прикрикнул на них хмурый джентльмен. Оба тут же поднялись на ноги и принялись отряхиваться от налипшего на одежду снега.

– Да, шеф.

– Простите, шеф.

Шеф лишь раздраженно дернул щекой и двинулся ко входу в редакцию газеты «Сплетня». За ним неотступно последовали три его лучших (или худших – смотря с какой стороны глядеть) подчиненных: Хатчинс, Уиггинс и Бенни Трилби, как и прежде, удерживающий зонтик над головой начальства.

– Он еще не прибыл? – спросил шеф.

– Нет, сэр, – ответил Бенни Трилби. – Ожидаем с минуты на минуту.

Шеф бросил взгляд на круглые часы над дверью редакции. Без пяти два.

– «С минуты на минуту», – пробурчал он. – Что за нелепое выражение?! Почему не сказать «Он должен появиться через пять минут» или «Мы не знаем, когда человек Моргрейва появится, потому что он всегда приходит, когда ему заблагорассудится». «С минуты на минуту», тоже мне…

– Да, сэр, – поддакнул Хатчинс. – Вы правы, сэр: Трилби и сам не знает, что несет!

– Может, заткнешься? – огрызнулся Бенни Трилби.

– А может, ты?

– Я по почте вышлю тебе уведомление: «Отвечают тем же только идиоты». Жди в ближайшее время.

Перепалка подчиненных разозлила и без того пребывавшего не в духе шефа. Обычно ему доставляло удовольствие слушать, как эти олухи грызутся, и наблюдать, как они соперничают, пытаясь заполучить его внимание и расположение, но сейчас их мельтешение действовало на нервы. Еще бы: свежий выпуск должен отправиться в тираж всего через пять минут, а у них еще нет Праздничной передовицы! Помимо прочего, в Габене появилась новая злодейка, и у них нет о ней практически никакой информации. Кроме открыток с именем, которые остаются на местах ее преступлений, и несуразных абсурдных заявлений потерпевших о том, что на них, мол, напали… снеговики.

– Что у нас насчет Зои Гримм? – спросил шеф.

Бенни Трилби сложил зонтик и поспешил открыть дверь перед господином главным редактором.

– Я как раз этим занимаюсь, сэр.

– Он врет, сэр! – вставил Уиггинс. – Он с утра дрых за своим столом. Впрочем, как и всегда. А потом ходил на обед!

– Подтверждаю, сэр! – вставил Хатчинс. – А Уиггинс вообще явился только полчаса назад. А еще он пьян: понюхайте сами, сэр! От него разит «Понтабрюхом»!

– А вот и нет! – попытался защитить свою и без того запятнанную честь Уиггинс. – Это не «Понтабрюх», а «Горринус», вообще-то.

– Уймитесь уже! – прикрикнул господин редактор, кряхтя поднимаясь по заставленной ящиками и коробками лестнице. – Вы – проклятые бездари! Сплошное разочарование! Так и не придумали до сих пор злодейское прозвище для Зои Гримм! Или вы хотите называть ее по имени в статьях?! Какая пошлость! Какая банальщина! Фу, фу и еще раз фу!

– Мы предлагали варианты прозвища, но вам все не нравится, – оскорбленно пробурчал Уиггинс. – А между прочим, я придумал очень хорошее прозвище! «Мисс Снеговик»!

– Нет, это чушь, – бросил Хатчинс. – Она же не сама снеговик, а только командует снеговиками. Если верить слухам, а мы им верим, потому что наша газета называется «Сплетня». Мое прозвище намного лучше. «Снежная Воровка»!

– Глупость несусветная, – поморщился Бенни Трилби. – Прозвище для мисс Гримм, которое находится у меня в разработке, намного лучше. Оно емкое, звучное и хлесткое, как… как…

– Как твое вранье, – вставил Уиггинс. – Все